Посвящается памяти
В. А. Десницкого
До войны с фашистами появилась в нашем доме в белорусском городе Витебске тяжёлая, многостраничная книга – избранные произведения Пушкина. Особого интереса у меня она не вызвала. Я тогда лишь недавно начал читать сам другие книги со словами «Книжка за книжкой» на тонких обложках. Шёл 1937 год.
Не знаю, кому из тогдашних руководителей страны пришла в голову мысль порадовать читателей этим праздничным изданием стихов, среди которых было и знаменитое послание Чаадаеву с пророческими словами – «и на обломках самовластья напишут наши имена». Тогда под самовластьем могло мыслиться только царское. А о другом, воцарившемся в стране, мало кто осмеливался говорить.
Позже даже школьнику старших классов ничего не говорило имя автора предисловия той книги. «Пушкин и мы» – так оно было озаглавлено и внушало мысль о том, что рано или поздно Россия вновь «вспрянет ото сна», что у народа, в котором родился такой поэт, как Пушкин, не может быть иначе.
Будучи студентом, я узнал, что автор предисловия – профессор моего института Василий Алексеевич Десницкий.
В революционном движении России он принял участие в самом конце XIX века в Нижнем Новгороде. Там познакомился и на всю жизнь подружился с М. Горьким. Незадолго до революции сблизился с Лениным и стал для него «своим человеком»[1]. На лондонском съезде РСДРП[2] был избран в её Центральный комитет. После неудачи первой русской революции Горький написал свой знаменитый роман «Мать», который был высоко оценён Лениным. Но сам автор романа отошёл от активного участия в политической жизни. Десницкий же на несколько лет занялся педагогической деятельностью.
События осени 1917 года призвали его в бурлящий Петроград. Лекции по литературе были отодвинуты в сторону. Вместе с Горьким он стал издавать газету «Новая жизнь», которая решительно выступила против репрессивных действий новой власти. Ленин недолго терпел такие выступления на страницах газеты. Своих недавних единомышленников он назвал «новожизненскими слабаками» (второе слово у Ленина прозвучало иначе, я не буду воспроизводить его буквы). Он приказал запретить издание газеты. Как и некоторые другие оппозиционные.
После кончины Ленина Горький в своём очерке о нём написал, что тогда прав был в их противостоянии Ленин. Много лет спустя, не касаясь их разногласий, очень тепло вспоминал о Ленине и Десницкий.
Общение с Десницким было всегда радостным и необычным. Он ничем не напоминал других, даже талантливых и ярких, вузовских лекторов. Ораторского блеска у него не было. Хотя и в этом плане у него имелось преимущество: искусство риторики он осваивал ещё в юношеские годы, когда по фамильной традиции окончил духовную семинарию. Прежде всего его лекции отличались от лекций всех других учёных, профессоров Ленинграда тем, что они не обладали опытом живого общения с деятелями литературы, искусства начала XX века, тем более с теми людьми, кто непосредственно творил историю в ту бурную эпоху. В его лекциях и личных беседах живыми возниками фигуры Ленина, Плеханова, Луначарского, Троцкого (да, и его, ведь они и сотрудничали и полемизировали, к тому же Троцкий оставил немало работ о русской литературе); такие писатели, как Леонид Андреев, Маяковский, были ему хорошо знакомыми людьми; такие имена, как Вера Засулич, народоволец Герман Лопатин, нередко появлялись в наших разговорах, в его живых воспоминаниях. Я уже не говорю о Горьком и Шаляпине. О них я узнал много ранее мне неизвестного.
