Вереница вагонов кажется нескончаемой, пока я бегу навстречу
Илье. Сердце грохочет в такт столкновению подошвы обуви с
асфальтом. Несчастный рюкзак на плече болтается из стороны в
сторону и вот-вот сорвется. Я часто хватаю воздух ртом. Жажда
усиливается. Все слизистые оболочки пересохли. Даже моргаю с
трудом.
— Простите… — произношу, сталкиваясь плечом с тучным мужчиной,
еле удерживаю рюкзак за лямки, спасая его от падения.
Ворчит в ответ что-то отнюдь нелестное, но я уже не слышу,
потому что вижу Илью среди людей на перроне. Его сложно не узнать –
хмурый широкоплечий парень в светлом спортивном костюме. Не знаю,
как его видят другие, но для меня он самый любимый и родной. Я ради
него на все готова. Даже бежать от семьи без оглядки, что и
делаю.
Клетка, в которую родители меня посадили, осталась позади, и я
очень надеюсь на то, что нас с ним ждет светлое будущее. Неважно,
что в кармане ни гроша, зато МЫ есть друг у друга. Вместе мы
справимся.
Добегаю и чуть ли не падаю ему в руки, запнувшись о
развязавшийся шнурок кроссовки. Ловит.
Не произносит при этом ни слова. Я привыкла, что вместо пустых
разговоров Северский предпочитает поступки.
Улыбаюсь ему, краснея. После того, что между нами произошло,
испытываю некоторую неловкость. Утешаю себя тем, что близость –
нормальное явление в паре. И румянец на щеках можно списать на
жару, которая нас не щадит.
— Проходи, — заправляет мне выбившуюся прядь за ухо и кивает на
вагон.
Сам смотрит поверх моего плеча. Нас выследили. Я думала, что
родители после побега оставят меня в покое, но нет. Мама, наверное,
постаралась и наняла людей, чтобы меня нашли и вернули домой под её
бетонное крылышко. Делаю шаг вперед, поворачиваюсь лицом к Северу,
пока проводница проверяет билеты у пожилого мужчины, и ищу в его
глазах те чувства, которые меня подпитывают и минимизируют
страх.
— А где… — только сейчас замечаю, что его руки пусты. — Где твоя
сумка?
Улыбка с лица сползает, хотя я стараюсь удержать её ещё на
мгновение. Нет. Потерял. Забыл. Украли. Все может быть. Только
вместо ответа меня оглушает тишина. Сердце совершает кувырок и с
высоты летит вниз, когда вижу, как Илья поджимает губы. Его челюсти
крепко сжимаются, и глаза выражают совершенно не те эмоции,
которыми они сверкали ночью.
— Ты не можешь так со мной поступить… — холодею от ужаса.
Я не переживу, если он оставит меня одну.
— Алиса… — черты его лица искажаются.
Звуков вокруг нас все меньше. Движения тоже. Вагон наполняется
пассажирами, а я не отвожу взгляда от карих глаз.
Нелегко ему. Чувствую. Но собственная боль намного сильнее. Она
перекрывает голос разума, и я начинаю отчаянно мотать головой.
— Нет-нет-нет, — быстро тараторю, истерично посмеиваясь. — Это
идиотская шутка, да? Ты так шутишь? Скажи, что ты шутишь, Илья!
Молчит. Ни слова не произносит, когда несколько раз бью ему по
грудной клетке, пытаясь получить хоть какой-то ответ.
— Зачем ты так со мной?!
— Алис, я не могу с тобой сейчас поехать.
— Почему?! Почему?! Мы же хотели вместе… Ты сам говорил, что
поможешь… Ты… — губы дрожат, и перед глазами появляется мутная
пелена. — Ты снова это делаешь…
— Что?
— Отказываешься от меня. Ты снова, черт возьми, от меня
отказываешься!
Ловит мои руки и прижимает к себе. Бьюсь несколько секунд, но
затихаю, слыша, как стучит его сердце. Громко и часто.
— Прости… — хрипит на ухо. — Прости меня…
— Молодые люди, вы поедете?
Отстраняюсь от него. Превращаюсь в каменную глыбу и не смотрю в
глаза, которые меня пленили своей глубиной.
— Ненавижу тебя, Северский. Всем сердцем ненавижу, — выдергиваю
билет у него из рук и, не чувствуя ног, иду к вагону.
