Выгоревшее небо лишь отдавало синевой. Солнце слепило нещадно, словно хотело отыграться за нарушенный утренний покой, не разбирая, кто прав, кто виноват, кто сочувствующий, кто победитель или побеждённый. Пора бы зайти за скалу и подарить тень горячей земле. Но время замерло. Или события развивались быстро. От камня поднимался и растекался по горной дороге густой горячий воздух. Недалеко – поворот, и трудно было понять, то ли дорога уходит ввысь, то ли обрывается в пропасть.
Колонна догорала. Кое-где ещё вился дымок, пахло жжёным металлом, горелой резиной, разбросанная, покромсанная, горелая техника густыми и однозначными мазками набросала картину недавнего ада.
Две пары ног в армейских ботинках передвигались уверенно, изредка задерживаясь возле очередного трупа, разбитых ящиков, лишившихся своего содержимого, папок с документами, разбросанных пусковых катушек, ремонтной техники из машины технического обеспечения. Тишина. И потому приглушённые голоса различимы, фразы отчётливы.
– Досталось ребятам. Не дай Бог…
– Не поминай имя всуе. По сторонам смотри. И под ноги.
– Смотрю. И смотреть не хочется.
– Напорешься – тогда точно ничего не захочется. Что со штабной машиной?
– Разнесло. Всё сгорело. Ничего.
– Ничего? Точно?
– Точнее не бывает.
Больничная одежда стала привычной, тапочки не по размеру уже не смущали. Новый мирок стал привычным и даже близким. Игорь шёл по коридору хирургического отделения, держась ближе к стене. Самочувствие паршивое, яркий свет из окна – как враг. Навстречу двигал каталку худощавый высокий санитар. Молод, с резко обозначенными чертами лица. Беспристрастный взгляд исключил Игоря из обозримой части бытия и лишь иногда останавливался на действительно заслуживающем внимания объекте – недвижимом парне, прикрытом по груд простынёй. Лицо бледное, глаза закрыты, левая рука лежит поверх савана, на ней закреплена игла и трубка от капельницы. Последнее обнадёживало.
Рядом шла Света, медсестра, придерживала пакет с плазмой, соединённый с капельницей. Игорь посмотрел на неё. Радость, надежда, ожидание, обида… Что там ещё может быть во взгляде? Всё сразу.
Света ловит посыл, смотрит кокетливо, демонстративно развязно показывает язык, быстро отворачивается. Санитар заметил, качнул головой, еле заметно вздохнул, глянул на медсестру с укоризной. Затем – на Игоря, с сожалением. «Дойдут до конца коридора, повернут и – всё…» – подумал Игорь. Света, не оборачиваясь, подняла правую руку и изобразила пальцами «викторию». Жизнь продолжалась, и коридор уже не казался тупиком.
Игорь старался ступать твёрже и уверенней, получалось плохо. Вот и лестница. Остановился, вытер рукавом пот со лба. Оглянулся – коридор пуст.
Подошёл к окну. На подоконнике – горшки с цветами. Что там вдали? Ничего нового. Хорошо виден забор. А дальше и выше – ничего, только небо. А что там могло бы быть? Игорь всматривается, напрягает глаза, щурится. Волна подошла медленно, но уверено, навалилась, захватила.
…Опять шум, опять сумерки. Упал занавес. Или поднялся? Улица небольшого города. Дома, магазины, витрины, легковушки, пуста автобусная остановка. Прохожие – одинаковые и… неподвижные. Большой фонтан. Возле него стоит девочка лет пяти, ест мороженое. Смакует брикет, замирает, смотрит, задумывается и протягивает лакомство Игорю. Шевелит губами. Что она говорит? Надо бы оглянуться – может, кто-то и слышит, и понимает адресованные ему слова? Нет ни сил, ни желания смотреть назад.
И надо бы подойти, что-то сказать ребёнку, может, мороженое это взять, подержать в руке и с чистой улыбкой и доброй, воспринимаемой в детском мире шуткой вернуть… Опять этот верный до назойливости спутник: сзади подходит большой черный, словно выкрашенный мокрой сажей, пес и садится возле правой ноги. Замирает и смотри далеко вперед, не мигая, и не понятно: охраняет? провожает? просто за компанию? Девочка его не боится, и возможно, даже не видит. Картина дрогнула, покривилась, распалась на большие осколки… На этот раз экскурс оказался недолгим…
