Брешь в стене

Герострат, дубль два

No, I’m in touch with humanity.

«American Psycho»

Я стоял на заплесневелом балконе своей квартиры, находящейся на девятом этаже неказистой панельной многоэтажки. Многоэтажка была старая, конца семидесятых годов прошлого века. Я был моложе, родился в середине девяностых, и вид у меня был куда свежее, во всяком случае я пока не просился под снос.

Внизу передо мной открывалась довольно обычная панорама на оживленную улицу. Как я читал где-то (по-моему, это была какая-то затасканная брошюрка про современное искусство): beauty is in the eyes of the beholder. А смотрящим я был внимательным: за пару лет неустанных и скрупулезных наблюдений картина, ежедневно открывающаяся моему взору, успела обрасти и обогатиться деталями; казалось, я собирал по кусочкам гигантский, одному мне ведомый паззл, который отродясь никто еще не собирал – даже у меня было мало на это шансов. Мне нравится сам процесс погони за неуловимым; the chase is better than the catch – как пелось в одной старой заводной песенке моего детства у Scooter.

Само мое нахождение сверху давало мне неоспоримые и явные преимущества; я мог спокойно и не торопясь свысока (в прямом и переносном смысле) наблюдать за теми, кто внизу. Я чувствовал свое умственное превосходство над этими пигмеями и упивался им; эти людишки прямо у меня на ладони. Они казались такими малюсенькими и ненужными со всеми своими заботами, проблемами, мечтами и грезами. Простой неприглядный люд: ам-хаарец, так на староивритском во времена Иисуса уничижительно называли простолюдинов. Как раз-таки Он в них души не чаял; возился с ними, наставлял их и утешал. Я немного из другого теста. Однажды мне приспичило приобрести бинокль. Когда я попросил об этом своего кореша Ахмеда, работающего в органах, он немного удивился. «А на кой черт он тебе сдался, у тебя симпатичные соседки поблизости?» Короче, он снабдил меня армейским биноклем, весьма, кстати недурным, и наотрез отказался брать деньги, которые я и сам не очень-то горел желанием отдавать.

С тех самых пор одна из моих любимейших забав – это наблюдение за тем или иным прохожим сквозь увеличительные линзы. Выбираю подходящую мишень, пока она проходит от одного конца улицы в другой. Это занимает у нее около минуты; примерно столько же времени нужно мне для вынесения окончательного вердикта. Я откладываю в сторону бинокль и говорю (к примеру): «Олух!», после чего с довольным видом и с чувством выполненного долга удаляюсь с балкона.

Было около семи вечера, и я дежурил возле кастрюли с сосисками, которые вот-вот должны были свариться. После этой моей скромной вечерней трапезы я решил заварить чаю; к восьми часам вечера меня должна была навестить Мари. Вообще-то ее звали Марьям, но после того, как пару лет назад мы познакомились и поняли, что оба без ума от французской литературы и вдобавок ко всему оба недурно владеем французским, я подумал, что раз так, то сам бог велел звать ее Мари. Ей это нравилось, она сказала, что даже начала ощущать себя героиней романов. Разумеется, французских.

Чайник тем временем закипел и начал гудеть; гудели и мысли в моей голове – я вспомнил, что ничего не купил из еды на вечер. Собирался заказать для нас две пиццы доставкой, но не стал этого делать: раз она придет к восьми, то, скорее всего, уже успела отужинать. Но вот десерт какой-нибудь надо было взять. Не подумайте, что я жлоб. Боже упаси. Просто у меня не самая высокая зарплата, как это часто бывает у офисных крыс, дружно попавших в коллективную мышеловку под названием “работа”, к числу коих я имею несчастье принадлежать. Да уж, к моим тридцати годам можно было бы добиться большего.