Не так часто сводит нас жизнь с выдающимися людьми. Еще реже – с людьми, которых горячо любишь с первой встречи. Именно таким был Александр Мень.
Разумеется, задолго до нашей встречи я знал его как автора прекрасных книг, читал их страницы по радио, черпал из них много полезного для «Авиапочты», восхищался его знаниями и смелостью, мечтал познакомиться с ним. Но не ожидал, что он окажется простым, веселым, общительным человеком, и удивился, что при его-то загруженности он дает всем свой домашний телефон.
Я благодарен Богу за те несколько часов, что мы провели вместе, а еще больше – за огромное наследие, оставленное отцом Александром людям: книги, статьи, лекции, а главное – любовь: ко Христу и ближнему.
Когда убивают христианина (а отец Александр был прежде всего и превыше всего христианином), то уместнее звучит извечный российский вопрос: «Что делать?» Как достойно продолжить его дело? Как стать христианином – таким, как он, или другим, но христианином?
Накануне гибели он прочитал в Московском Доме техники на Волхонке свою последнюю лекцию. В ней развиваются и поясняются некоторые из мыслей, высказанных отцом Александром в нашем интервью.
Марк Макаров[1]
Интервью 29 июля 1990 г.
Марк Макаров: Отец Александр, вопрос, на который я иногда сам отвечаю, хочу от имени радиослушателей задать Вам: нужно ли быть христианином? И если нужно, то зачем?
О. Александр Мень: Тут есть, пожалуй, один-единственный ответ. Он заключается в следующем: человек всегда стремится к Богу. Нормальное состояние человека – в той или иной степени быть связанным с Высшим, с Идеалом.
Даже когда этот Идеал в сознании человека искажен, обеднен. Даже когда он превращен вообще во что-то светское.
И все-таки эпоха сталинизма, маоизма и прочих «измов» показала, что человек, у которого отнят Бог насильственно, – все равно стремится к псевдобогу. Он заменяет истинную веру идолопоклонством, и все равно инстинкт стремления к Богу сохраняется.
Но совсем иначе выглядит дело, когда мы ставим вопрос: а почему же христианство?
Священные книги?
В каждой религии есть священные книги, иногда очень высокого качества и высокого духовного полета и поэтического свойства. Многие священные книги Востока – скажем, индийские: Махабхарата, Бхагаватгита как часть ее, буддийские сутты имеют богатое содержание и написаны великолепно. Что тогда еще?
Искусство?
У нас сейчас часто восхищаются древнерусским искусством. Да, я сам очень его люблю, и оно для меня неотделимо от всей духовной культуры; но, говоря объективно, если смотреть не пристрастно, как я, а со стороны, – то искусство Древней Греции с ее религией, искусство индийской духовности, все пагоды, храмы, все это прекрасно. А в мечетях разве нет своей прелести? Я был в Бухаре, смотрел на мечети – в них тоже голос Божий как-то запечатлен… И если брать эстетические критерии, то – кто знает, это субъективно, может быть, тогда религия Зевса и Афины будет лучшей… Есть много древних (и новых) прекрасных культовых сооружений, у всех религий, поэтому христианство не может сказать, что оно обладает здесь козырной картой. Тогда почему же христианство?
Нравственность?
Да, конечно. И я рад, что сегодня в нашем обществе признают высокие нравственные ценности христианства. Но было бы ложью и пропагандой утверждать, что за пределами христианства не существует нравственных ценностей. Это говорится либо в пылу полемики, либо от невежества.
Я не имею здесь возможности вам пересказать нравственные доктрины всех народов, но, безусловно, высокие этические идеи содержатся в писаниях стоиков, буддистов. Естественно, в Ветхом Завете (который хотя и связан с христианством, но все-таки дохристианская религия). Да, конечно, там есть и иные мотивы. Да, в Ветхом Завете есть суровость, которой, как утверждают у нас, нет в Новом. Но это тоже аберрация сознания. Ибо Господь наш Иисус никогда не был сентиментален, и суровых обличений у него достаточно. Надо читать Евангелие только с помощью розовых очков, чтобы не слышать голос: «Горе вам, книжники и фарисеи!» или: «Отойдите от меня, проклятые, в огонь вечный!» Это же не сентиментально!
