© Огородников А. Ю., 2024
© ООО «Проспект», 2024
* * *
Рецензенты:
Пржиленский В. И., доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии и социологии Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);
Лаза В. Д., доктор философских наук, доцент, профессор кафедры мировой культуры Института гуманитарных и прикладных наук Московского государственного лингвистического университета;
Чурин В. В., кандидат философских наук, доцент департамента бизнес-информатики Финансового университета при Правительстве Российской Федерации.
Проходя свой земной путь, человек постоянно стремится к лучшему, к преобразованию своей среды, к совершенствованию, другими словами, к иному бытию. Данность его не устраивает. Достижения и беды человечества продиктованы именно этим стремлением. Исторический процесс можно представить как опыт поиска подходящей, родной среды, обустройства своего «дома», пространства, где человек чувствует себя частью тождественного себе бытия. Но сколько бы он ни создавал для себя новую среду, социокультурную сферу, удовлетворенным он не становится, совершенства он не достигает, а окружающий мир остается отчужденным, часто враждебным. В мире всегда остается что-то чуждое, опасное, и, если «каждому из нас воочию показать те ужасные страдания и муки, которым во всякое время подвержена вся наша жизнь, то нас объял бы трепет»[1]. В чем же причина такой необустроенности? Человек в земном мире в материальных, эмпирически данных процессах не находит постоянного источника жизни, источника духовного становления и творчества, источника знаний о себе, о своей подлинной природе. Например, переживание от восприятия произведения искусства вызывается не самими звуками композитора или мазками художника, а тем образом, который несводим к материально-чувственному восприятию. Эмпирическая данность не удовлетворяет человека, поскольку «новый принцип, делающий человека человеком, лежит вне всего того, что в самом широком смысле, c внутренне-психической или внешне-витальной стороны мы можем назвать жизнью. То, что делает человека человеком, есть принцип, противоположный всей жизни вообще, он как таковой вообще несводим к „естественной эволюции жизни“»[2]. Самосознание и самопознание человека, через которые он обнаруживает свою ценность, свое достоинство, противоречат законам земного становящегося, неполного бытия. Человек ищет цельность, непротиворечивость, законченность. Но мир разрывает его, требует отчуждения от собственной природы. Возникает потребность в месте, где он бы мог ощутить свою целостность и законченность творения бытия. Таким местом является только Церковь как трансцедентальное единство духовных устремлений в общении с Богом и проживание реальности совершенного образа мира: «Церковь видимая и земная живет в совершенном общении и единстве со всем телом церковным, глава которого есть Христос… Церковь называется единою, святою, соборною (кафолической и вселенской), апостольской, потому что она едина, свята, потому что она принадлежит всему миру, а не какой-нибyдь местности, потому что ею святится все человечество и вся земля, а не один какой-нибyдь народ или страна; потому что сущность ее состоит в согласии и в единстве духа и жизни всех ее членов, по всей земле, признающих ее»[3]. В соборном единстве Ее членов преодолевается социальная отчужденность, состояние взаимного непонимания и чувства инобытия другого, поскольку «наши души разъединены вещественной пропастью и связываются взаимным наблюдением и истолкованием телесных проявлений»[4]. Бытие Церкви открывает опыт восприятия источника подлинных желаний, жизненных устремлений, творчества, любви, познания, характерных для мира до грехопадения и прекращения непосредственного Богообщения.
