Захар
— Захар, там тебя Геннадий Фёдорович
на ковер зовет, — обратился ко мне капитан Орлов, войдя в
кабинет.
— Понял, — кивнул с кислой миной,
встал из-за стола и отправился по проторенной дорожке до кабинета
полковника.
Отчитывать сейчас будет. И в хвост,
и в гриву. За превышение полномочий.
Додумался же вчера вечером подпола
нашего Русакова повязать. А все потому, что уличил его в получении
взятки от главаря местной банды. На горяченьком поймал.
Так мало того, я его еще в
обезьянник бросил. Закрыл с нарками и уголовниками, чтоб он
хорошенько обдумал свои действия.
Ну а что мне еще оставалось
делать?
Мент во мне включился, выключить уже
не смог.
По дороге сразу приготовил жетон,
вытащив из внутреннего кармана кожанки. Кобуру тоже отстегнул на
случай отстранения от должности или того хуже — увольнения.
Работой своей я дорожу. Это то, чем
я живу. На сегодняшний день это вся моя жизнь. И просто так из-за
какого-то хрена-взяточника я не могу ее лишиться. А если лишусь —
со свету сживу.
Но против полковника Ежова не
попрешь. Здесь он батя. Здесь он сам Бог.
Постучался в дверь коротко и
решительно вошел в кабинет, где в кожаном кресле восседал начальник
ОП.
— Звали, Геннадий Фёдорович?
— Звали, Суворов, звали, — ответил,
а по невозмутимой харе и не разберешь, к казни мне готовиться или к
помилованию с последующим разжалованием. — Ты присаживайся,
Суворов, день еще долгий.
— Спасибо, постою, — подошел к его
столу.
— Ну, как знаешь, — пожал он плечами
и вынул из пластикового лотка, на первый взгляд, чистый листок,
положил его на стол, развернул ко мне.
Ясно, черт возьми. Кабзда мне.
— Рапорт писать? — уточнил я на
всякий случай.
— Да погодь ты со своим рапортом, —
отмахнулся Геннадий Фёдорович. — Да и не нужен он, в общем-то.
— То есть как это не нужен? —
вопреки всему я еще больше напрягся.
Неужели пронесло?
— А то и есть, — развел начальник
руками над рабочим столом. — Русаков наш с “Дзержинскими” снюхался.
Крышевал их. За это и отстегивали ему. А ты, — пригрозил он мне
пальцем, словно отчитывать собрался, но не отчитывал тот, хвалил: —
Молодчик ты, Суворов! Расколол Русакова как орех! Не зря до майора
дослужился к своим годам! Ой, не зря! От тебя же ничего не утаишь,
не скроешь! Всех насквозь видишь! То-то процент раскрываемости у
тебя самый высокий!
— Работа у меня такая, Геннадий
Фёдорович.
— Так у всех работа, а ты к работе с
головой подходишь, с трезвым рассудком, с отдачей полной. Такие,
как ты, Суворов, на вес золота.
Кивнул в ответ.
Вот не люблю я лесть. Ни в каком
виде. Обычного после такого ждешь нечто паршивое. И я ждал.
Спокойно и непринужденно. Держа руки в карманах джинсов.
— Это, конечно, все очень здорово.
Мне приятно, что вы отметили мои заслуги, но чего звали-то? — вот
тут уже терпение мое лопнуло. — Зачем лист подготовили? Что
писать?
— Сядь, Суворов! — скомандовал
Геннадий Фёдорович, указав на стул.
Подчинился. Рухнул на стул, который
под моим весом издал жалобный скрип. Руки на груди сложил и
вперился в начальника пытливым взглядом.
— У тебя сегодня особое задание, —
начал было он вкрадчиво, положив руки на стол и сцепив пальцы
замок.
— Так, — ничуть не удивился.
Это то самое “нечто паршивое” с
пометкой “особое”, которое обычно ждешь после щедрой порции
лести.
Дождался вот, наконец.
— Не только сегодня, если быть
точным, — тут же поправился он, и снова нисколько меня не удивил. —
Недельки на две.
Вот и отпуск мой накрылся медным
тазом.
Зашибись. Просто песня, мать
вашу.
Но лучше уж так, чем увольнение.
— Что за задние?
— Дочь одного очень влиятельного
человека попала в серьезные неприятности. С этого дня ты будешь
приставлен к ней в качестве охраны.
Сначала подумал, Геннадий Фёдорович
так шутит. С юмором у него всегда дела обстояли неважно.
