Бывший. (не) возможно простить

Ева

Шесть часов.

Шесть долгих, мучительных часов я нахожусь в больничном коридоре детского реанимационного отделения и не могу найти себе места.

Я перепробовала всевозможные способы для успокоения, но ни один из них не помогает.

Когда твой ребенок там, в палате реанимации, а ты стоишь по другую сторону двери и ничем не можешь ему помочь, твой мир трещит по швам. Рушится. Разваливается, как сраный карточный домик, который ты строил всю свою жизнь.

Наворачиваю сотый круг по пустому коридору, заламывая пальцы рук от волнения.

Мой маленький. Мой самый дорогой в мире человечек борется за жизнь совершенно один.

— Ева Альбертовна?

Из реанимационной выходит врач. С замиранием сердца подхожу к нему на ватных ногах и забываю, как дышать в ожидании вердикта.

— Как мой сын? С ним все в порядке? Он будет жить?! — тараторю я, пока руки пробирает мелкая дрожь. Я так ждала появления врача, но сейчас боюсь услышать хоть одно слово из его уст.

— Мы стабилизировали вашего сына, но он все еще находится в крайне тяжелом состоянии. Ему потребуется пересадка печени. Советую вам подключить всех своих родственников, чтобы ускорить поиск донора.

— Что? — отшатываюсь в сторону, не веря собственным ушам. — Пересадка печени? Лечение больше не помогает, но ведь мы…

— Ева Альбертовна, это единственное, что может спасти вашего сына. У него дискинезия желчевыводящих путей. Мы должны сделать пересадку печени, пока состояние не стало еще хуже.

— А если у нас с ним никого не осталось из родственников? — голос оседает. Тугой ком стальными тисками сжимает горло, не позволяя не то что говорить. Я не могу сделать банальный вдох. Как такое могло произойти?

— Все же вам стоит вспомнить всех, кто у вас есть. Дальние родственники. Тети, дяди, бабушки, дедушки. Как с вашей стороны, так и со стороны отца ребенка. Любой может быть потенциальным донором для вашего мальчика, — произносит врач, и мои конечности немеют от страха.

— У нас никого нет, — твердо отвечаю я. — Разве больница не помогает с органами для пересадки?

— Мы можем поставить вас в своего рода очередь, но подходящего донора придется ждать очень долго. Ваш сын может не дожить до трансплантации. Обычно очереди растягиваются на несколько месяцев из-за многих факторов, которые нужно учитывать при пересадке. Родственники — лучший вариант в вашем случае. Постарайтесь найти хоть кого-то, кто смог бы вам помочь.

— Возьмите анализы у меня. Я стану донором для своего сына! — говорю твердо, совершенно не зная последствий такой операции, но разве это имеет значение, когда жизнь твоего ребенка под угрозой?

Разум отказывается верить в происходящее. Этого не могло произойти. С кем угодно, но только не с нами. Мой малыш не может покинуть меня в столь юном возрасте. Ему ведь еще только год. Он совсем кроха. У него вся жизнь впереди, а тут этот страшный диагноз, как приговор.

— Мы уже проверяли вашу совместимость. Вы не подходите. Советую вам разыскать отца ребенка и уговорить сдать анализы на совместимость. Это значительно повысит его шансы на спасение. Прошу прощения, но другие пациенты тоже нуждаются во мне, — врач оставляет меня одну в пустом коридоре.

За окном глубокая ночь. Опускаюсь на корточки, спиной прижимаясь к больничной стене, и не знаю, как мне быть.

Слова Яра. Отца моего малыша все еще крепко сидят в моей памяти. Не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы я смогла их забыть.

— Выметайся прочь! Мне не нужна ни ты, ни твой выродок! — с красными от ярости глазами кричал мой любимый мужчина, когда я протянула ему заветный тест с двумя полосками.

— Яр, как ты можешь такое говорить? Это же твой ребенок. Внутри меня зарождается жизнь. Ты же говорил, что хочешь детей. Что изменилось? — слезы ручьями стекали по моим щекам, а разум отказывался слышать то, что он говорит.