Знаете ли вы, что такое безответная любовь?
Это крайне паршивое чувство. Больное, заставляющее твоё сердце обливаться кровью.
Однако гораздо хуже, когда тот, кого ты так отчаянно любишь, позволяет тебе почувствовать этот пресловутый ответ.
Создаёт иллюзию, неважно, секс это, общение, забота или что-то другое. Твои чувства буквально фильтруют каждую эмоцию этого объекта, превращая их в кроху твоего счастья. И этот фильтр пресекает любые попытки твоего разума сорвать розовые очки.
Потому что неважно как, главное, что это внимание было.
Я знаю, какого это.
Как тебя кружат в воздухе, давая возможность опереться, и потом нагло отнимают опору, наблюдая, как ты разлетишься в ошмётки, упав с высоты.
Можно ли было предотвратить свободное падение, спросите вы. Я отвечу, что, вероятнее всего, нет.
И не потому, что меня обещали безусловно любить, а потому, что я сама позволила себе верить в то, чего так отчаянно желала.
Мне было четырнадцать, когда впервые мой взгляд помутнел при виде темноволосого высокого мальчишки. В семнадцать я набралась смелости, чтобы сказать это вслух возмужавшей версии парня с нещадным взглядом серых глаз.
Но точкой отсчёта стал год, когда мне было девятнадцать. В тот год я невольно позволила мечте о том, что его юношеская похоть может перерасти в нечто большее, прорасти в моём затуманенном сознании.
Он мой первый. И он же тот, который научил никогда не верить словам. Брать то, что хочешь, и, не оглядываясь, уходить.
Я быстро приняла урок, можно так сказать. Несомненно, со своими коррективами, но сегодня на двадцать пятом году жизни я умею не отдавать себя никому, кроме одного человека. Я, наконец, избавилась от яда, что медленно травил мою душу и сердце. И пусть я ежедневно вижу отголоски того парня в своей дочери, теперь я умею противостоять им.
Дорогие мои!
Первая часть нашей истории о Руслане и Веронике подошла к концу. Посмотрим, как будут развиваться события пять лет спустя.
Буду крайне благодарная вашей поддержке и активности.
Здесь всё изменилось, стало другим.
Хотя, пожалуй, это резкость моих глаз сейчас настроена иначе.
Я не был в России пять лет. Казалось бы, долгой половины десятилетия, да только будто они прошли за пару секунд.
Когда-то мы знатно здесь кутили, снимая девушек по несколько за раз, напивались в хлам, засыпая где попало. И творили ещё много чего, о чём нельзя говорить вслух.
Сейчас, в общем-то, если захотеть, то даже можно и повторить. Однако ориентиры поменялись, и теперь ты не нуждаешься во многом. Ты в точке, к которой должен был прийти. Даже если на пути в неё твоё окружение резко сменилось, а порой ностальгия буквально жрёт изнутри, подбрасывая фильмы о былом времени.
– Родной, долго ещё?
Дана вновь причитает и даже не пытается делать вид, что возвращение на родину ей интересно.
– Почти на месте.
Навигатор показывает километр до места сбора давних друзей. День рождения некогда близкого друга, на которое я всё же смог попасть в эту унылую осеннюю погоду.
Пару лет назад Белый был у меня в это время, и я пообещал, что обязательно приеду. Пусть не сразу, но слово держу.
Ухмыляюсь словам, потому что Егор пробовал себя за бугром, но слишком быстро понял, что не его. Мало юмора, слишком много бизнеса и крайне некрасивая женская половина совсем не впечатлили, с его же слов.
Он вернулся в Россию спустя год после того, как мы почти одновременно начали там свой путь. Отчасти я даже могу его понять.
Наконец, я подъезжаю к нужному ресторану.
– Погода, конечно, шик, – причитает Дана, глядя в зеркало.
– Идём, мы опаздываем.
Выхожу из машины, открывая и ей дверь. Прикрывает сумкой волосы, и мы быстро пересекаем дорогу, чтобы встать под навес и оказаться внутри.
