Тамара Аркадьевна Шувалова захлопнула последнюю папку и, убрав ее в сейф, тщательно заперла на ключ. Сняла с вешалки легкий пиджак – этот летний день неожиданно выдался прохладным, – накинула его перед зеркалом и остановилась, задумавшись. Она присела на край стола, закусив губу, и погрузилась в размышления.
Нужно принимать решение, и как можно скорее. Собственно, она его уже приняла. Все же ясно! Но, к сожалению, не все думают так, как она. И что делать, если их мнение не изменится? Брать всю ответственность на себя? И потом всю жизнь помнить об этом и чувствовать свою вину? Но за что, черт возьми?! Хотя понятно, за что…
Тамара Аркадьевна бессильно опустила руки. Как тяжело осознавать, что ты мучаешься, колеблешься, делая выбор, а потом вдруг выясняется, что ты допустила ошибку. И расплата за нее неумолимо настигает. И не только тебя. Вот, вот что самое главное! Платить будут еще и другие, она прекрасно это понимает. И в первую очередь родная дочь. Ну а если сделать наоборот, отказаться от своего внутреннего убеждения, тогда будет еще хуже! Опять же потом, позже, но – хуже! И снова этот замкнутый круг…
Тамара Аркадьевна вздохнула и поднялась. Надела берет и поправила перед зеркалом выбившиеся темно-русые волосы. Уже повернувшись к двери, собралась открыть ее, но дверь вдруг распахнулась, и в кабинет стремительной походкой вошел Никита Костин. Как всегда, быстрый и порывистый.
– Тома, привет, – скороговоркой выпалил он, усаживаясь на стул и вытягивая свои длинные ноги.
Высокий, худощавый брюнет с манерами холерика, уверенный в себе, Никита вел свои дела так, что ни у кого не оставалось сомнения – Костин отдается им самозабвенно. Его речи, всегда опирающиеся на достоверные факты, юридически выверенные, были при этом наполнены чувством и энергией, что усиливало их воздействие на любую аудиторию.
– Привет, – отозвалась Тамара Аркадьевна. – Собственно, и – пока. Я ухожу.
– Тома, подожди. – Никита вскочил со стула и, быстро подойдя к женщине, взял ее за рукав плаща и пытливо заглянул в глаза. – Осталось три дня…
– Господи, Никита, неужели ты думаешь, что я не помню?! – отозвалась Тамара Аркадьевна, машинально поправляя выбившуюся прядь.
– Ну и?.. – Никита выжидательно посмотрел на нее.
– Что – ну и? – раздражаясь, воскликнула Шувалова. – По-моему, я давно все сказала!
– Но ты же обещала подумать!
– Я и думала, – уже спокойнее ответила Тамара Аркадьевна. – Все уже решено.
– Тома, но ты же понимаешь, чем это может грозить, – как-то печально проговорил Костин. – Тебе что, мало того случая?
– Предостаточно. Но это все продолжается, пока не состоялся суд. Потом они успокоятся, потому что все уже будет закончено.
– Не знаю. – Никита с сомнением повертел головой. – Могут и не успокоиться. И тогда уже договориться с ними не получится.
– Ладно, хватит меня пугать! – поморщилась Тамара Аркадьевна. – Как будто я первый год здесь работаю и раньше ни с чем подобным не сталкивалась. Еще похлеще бывали субъекты.
– Ты знаешь, – задумчиво произнес Костин, – я тебя очень хорошо понимаю. Достаточно взглянуть на рожу этого Гаршина, чтобы согласиться с тобой. Но… Таких много, Тома. И против всех ты бессильна. Ей-богу, так вот подумаешь и решишь, да черт с ними, провались все пропадом! Возьмешь деньги и сделаешь, как они хотят. С паршивой овцы хоть шерсти клок! Его же все равно вытащат. Не отсюда, так из тюрьмы.
– Ты опять начинаешь меня убеждать, – усмехнулась Шувалова. – Мы же с тобой уже сто раз на эту тему говорили. Полагаешь, я об этом не думаю? Да постоянно. И сегодня целый день думала. И не хочу себя ломать.
– Ну что ж… – вздохнул Никита. – Я, в общем-то, где-то в глубине души даже рад, что ты так поступаешь, но не покидает меня чувство тревоги за тебя.
