Ей совершенно не подходит имя «Светлана», всё остальное удивительно гармонично – тонкая кость, узкая талия. Одета сдержанно, но со вкусом: чёрный, тонкого трикотажа, джемпер; на высоких бёдрах – серая, словно влитая, юбка; лакированные туфли на изящно вылепленных ножках…
Светлана Ибрагимовна кивнула на стул, красивым отточенным движением поправила чёрную прядь волос. Золотой браслет, скрученный ажурной змейкой, мелькнул на тонком запястье во всём своём великолепии и вновь скрылся в рукаве джемпера.
Мои знакомые «Светы», все как одна – и белокожи, и светловолосы, и нрав имеют лёгкий, весёлый. Но Светлана Ибрагимовна другого поля ягода: кожа смуглая, на высоких скулах – лёгкий персиковый румянец; глаза, яркие, как спелая вишня, по-восточному вытянуты к вискам.
Тонкий аромат духов – терпкий, удушающий, как южная ночь, кажется, проник в каждый уголок её небольшого, но со вкусом обставленного кабинета.
– У вас есть опыт работы в Детском доме?
– Увы, нет.
Светлана Ибрагимовна взглянула оценивающе, выдержала небольшую паузу:
– Вы мне подходите. Отправляйтесь в отдел кадров, и с завтрашнего дня можете приступать к работе.
Директриса улыбнулась уголками красивого рта:
– Надеюсь, мы с вами найдём общий язык.
Я пролепетала «спасибо» и тихо прикрыла дверь.
…
Холодный ветер неистово трепал полы моего пальто и на свой манер укладывал стрижку светло-русых волос. Модную укладку я сделала в салоне красоты, без сожаления избавившись от надоевшего, стянутого тугой резинкой, хвоста.
Правда, Пашка за этот опрометчивый поступок отругал, ну да ладно, переживу как-нибудь!
Ледяными пальцами давлю на кнопку домофона, стучу сапожками друг о друга, совершенно не чувствуя ног и жду, пока Пашка откроет дверь.
– Наконец-то! Потеряшка нашлась!.. Почему до тебя сегодня не дозвониться?
– Ка-ка-жется, т-телефон от холода разрядился, – губы не хотят меня слушаться. – Ты обедал?
– Только что… Ну, рассказывай, густо или пусто?
Я прошла на кухню.
– Замёрзла – ужас! Налей, пожалуйста, супа.
Пашка орудует половником так неловко, словно впервые держит в руках. Это и понятно – руки у него привыкли к топору, пиле и всяческого рода железякам.
– В общем, поплутать пришлось изрядно, пока нашла этот Детский дом.
– Почему?
– Оказалось, он находится внутри дворов и подворотен.
Горячий суп обжёг нёбо, тёплой волной опустился ниже… Только сейчас почувствовала, как сильно проголодалась.
– Когда на работу?
– Завтра.
– Уже завтра?
Пашка присвистнул, поскрёб тёмную щетину на подбородке:
– А как там начальство, обстановочка?
– Нормально.
– Слушай, мышь, сдаётся мне, ты чего-то не договариваешь.
Если муж называет меня «мышью», значит сильно сомневается в правдивости сказанного.
– Ну, что ещё рассказать… Здание двухэтажное, со всех сторон огорожено так, что комар не пролетит. Внутри чисто, фотографии детей на стенах, ковровые дорожки… В общем, уютно.
– А что – не так? – не отставал Пашка.
– Паш, ну чего ты привязался, а?
– Потому что энтузиазма в голосе – ноль.
– Директрису зовут Светлана Ибрагимовна, на вид – тридцать семь… сорок лет.
– … и она похожа на старуху Изергиль!
Пашка сделал страшное лицо.
– Ничуть. Она – красотка!
– Ничего себе!
– Ага, царские манеры, золото и всё такое. Рядом с ней чувствуешь себя этаким гадким утёнком… Чувство дискомфорта такое же ощутимое, как эта осень за окном… Директриса явно подавляет собеседника своим превосходством.
– Юль, может ты, как обычно, всё усложняешь?
– Ничего не усложняю! – Я фыркнула и встала из-за стола.
Пашка, в отличие от меня, слеплен из другого теста: он самонадеян, хамоват, в меру упитан и непрошибаем, как скала. Крупная голова, крупные руки – он словно монолит, без трещинки и изъяна; упрям и горяч, словно кипящий самовар, но отходчив, а иногда даже сентиментален. При верном подходе из Пашки можно вить верёвки.
