Несколько севернее и немного восточнее столицы располагается он – город грез и желаний, греха и порока, забвения и падения нравов, а кроме всего перечисленного, еще и наивных, тщетных надежд, и в то же время немыслимого, пьянящего наслаждения (всего того что так влечет и манит к себе современного человека) – иными словами, центр особой формы социально-экономической и политической организации общества. Его можно назвать пунктом развлечений и отдыха; он был создан искусственно и вместил в себя большинство азартных, игровых заведений – в общем, если его с чем-то и сравнивать, то наиболее подходит американский Лас-Вегас, правда, российский вариант пока еще не выделяется большими размерами, потому как предполагаемый игорный мегаполис еще только растет и, как бы поточнее сказать, всё еще развивается. Однако, хотя основное население Рос-Дилера (а именно так называется «прибежище» тех, кто мечтает о быстрой наживе) не превышает еще и четырехсот пятидесяти тысяч постоянно проживающих граждан, но город уже имеет необходимую к нормальной жизнедеятельности инфраструктуру, способную обеспечить привычное существование человека.
Вечер. На улице темно и страшно, гуляет промозглый осенний ветер. Время плавно приближается к ночи. По слабоосвещенной, близлежащей к окраине улочке, где изо всех возможных фонарей едва ли горит один либо же два, пробирается незнакомец, перепуганный до непередаваемой жути и имеющий неприятную, отталкивающую наружность (таких в просторечии называют бомжами). Мужчина (а он, конечно же, является неким подобием представителя сильного пола) давно уже достиг пятидесятилетнего возраста и, очевидно, много лет назад разочаровался в несостоявшейся жизни, где так и не смог добиться каких-либо значимых результатов. Останавливаясь на его внешности, можно отметить, что, не обладая высоким ростом, отчаявшийся беглец имеет фигуру, вероятно, некогда коренастую, но вместе с тем и исхудалую, сломленную длительными невзгодами, а еще, что кажется в ней примечательным, она обозначается очень уж неприятным видом: особо выделяется давно немытая круглая голова, нисколько не умаляющая первого впечатления (она всклокочена, волосы когда-то, видимо, были рыжими, но уже давно уже поседели и переходят в точно такую же неприятную бороду); глаза расширены от охватившего страха, вырисовываются необычайно ярким, голубоватым цветом, сравнимым разве что с водной гладью чистого озера, и не выражают в наступивший момент ничего, кроме одного беспредельного, можно сказать, животного ужаса (выражение отлично передается чересчур яркой окраской радужки, граничащей с невероятными по белизне глазными склерами); само же лицо покрыто черной, въевшейся в кожу омерзительной коркой; одет он (как раз для позднего осеннего времени) в нестиранную матерчатую фуфайку, буквально пропитанную грязным, серо-черным оттенком, и такие же в точности брюки; на ногах обуты солдатские ботинки, разваливающиеся от долгой службы и отличающиеся отклеившейся подошвой и полностью отсутствующими шнурками (здесь можно лишь удивляться, как носимые предметы обуви до сих пор еще не свалились); шапка отсутствует.
Прихрамывая на правую ногу, «человекоподобное существо», не переставая таращить безумные зенки, выпученные от жути и блестящие в темноте сверкающими белками, постоянно оглядывается назад, как бы опасаясь чего-то кошмарного, что, несомненно, преследует его сзади. Однако на улице в основном тихо и не видно ни единого человека, пусть даже и непроизвольно оказавшегося на отдаленной окраине; принимая же во внимание отчужденность интересующей местности, не слышатся и звуки обычной городской жизни, такие, скажем, как проезжающий автотранспорт либо разговоры случайных прохожих; только где-то в отдалении раздается возбужденный лай остервенелой собаки, встревоженной каким-то необычным явлением. Мужчина очень устал, о чем отчетливо свидетельствуют его учащенная, отдающая сиплым тоном отдышка, почти непрекращающийся кашель и с огромным трудом передвигающиеся конечности. Не наблюдая за собой преследования, он останавливается и начинает вертеть лохматой головой, поворачивая ее из стороны в сторону, словно бы ожидая какого-то неожиданного подвоха, наполненного жутью и явно для него не очень приятного. Он стоит посередине пустынной улочки, простирающейся в длину на расстояние не менее километра, где в центре располагается асфальтированная дорога, способная вместить на своей ширине не более одного транспортного средства за раз, а по бокам – и с той и с другой стороны – выстроены в два ряда одноэтажные новехонькие постройки, не указывающие на слишком большую состоятельность жителей; такой вывод напрашивается из-за их небольших размеров (они явно не являются коттеджного типа), а еще и обладают небольшой приусадебной территорией и не отличаются значительной дороговизной железных разноцветных заборов.
