*** Волчегорск, 22 сентября
– Шаг за шагом, год за годом, луна за луной… Скоро мы закончим этот тяжкий путь к небесному огню… – не оглядываясь назад прохрипел низким голосом путник, который вёл за собой к небольшой живописной вершине двух близнецов лет семи на вид. По мере восхождения небо действительно становилось всё ближе.
Оно казалось необыкновенно близким в этот вечер из-за слоистого тумана, опускавшегося на холм, что считался древним языческим курганом, на котором более четырёхсот лет простоял ныне разрушенный до основания германский замок. И лишь один его идолопоклонник верил, что сопка эта являет собой дремлющий вулкан и часть древней цепи сакральных вершин мира.
С каждой милей мальчики, завлечённые заманчивыми обещаниями, начинали чаще покашливать от нехватки кислорода, в отличие от своего едва знакомого и невероятно энергичного проводника. Раздражение от человеческих слёз и жалоб обычно пробегало электрическим током по его бугристым жилам и вызывали трудно контролируемые вспышки гнева, потому в этот особый день для прогулки были выбраны самые послушные и тихие дети.
Впрочем, для них тяготы покорения недетских высот и нарастающий под сердцем страх стояли того. Двум сиротам из поселковой церковно-приходской гимназии в день их рождения было обещано настоящее посвящение в рыцари тевтонского ордена, а после праздник с пиршеством на свежем горном воздухе, как любил их новый воспитатель, который почему-то представился сказочным персонажем…
– Дядюшка Римус, уже темнеет, нас ведь будут ругать. – впервые осмелился воспротивиться сомнительному восхождению один из малышей, узревший сквозь лиловые облака диск луны и своё побитое мягкое место.
– Не предполагал, что вы такие трусы и слабаки! – злобно отозвался на это Римус, бросив через плечо полный жгучего презрения взгляд, от которого у мальчишки затрепыхалось в груди и он попятился назад. Мужчина криво усмехнулся и, лихо ухватив за руку едва не упавшего навзничь ребёнка, продолжил свою мысль уже чуть мягче, – Мои ученики, на то они и избранные, должны быть лучшими и первыми во всём, а значит должны храбро выносить абсолютно всё. Только вверх и ни шагу назад! – учитель подкрепил свой боевой призыв жестом и, отворачиваясь от плетущихся за ним ребят, добавил полушёпотом: – После торжества на священном Готтане вас уже никогда не будут ругать. Не бойтесь гнева людей, бойтесь прогневать богов!
Обрушив на зелёный склон взгорья сей мудрый и полный зловещей угрозы тезис, пожилой наставник некоторое время молча карабкался по вытоптанной извилистой тропинке к заветной вершине, которую венчало каменное древнегерманское капище. Все его острые, как заточенный клинок мысли концентрировались лишь на этом руническом алтаре, освещённом первым осенним полнолунием.
Только бы доплестись до темна, только бы справиться со своей скрываемой уже полвека звериной жаждой и дьявольским буйством, вырывающимся из костлявого тела в такие окаянные дни. Лучшим успокоительным для странного типа из городской академии служила усиленная умственная деятельность, глушившая инфернальное подсознание. Обычно это была философская диалектика и риторика с историческими воспоминаниями, посредством которых в итоге он всё равно разжигал пламенную вражду в молодых душах.
– Ведь, что может быть лучше, чем лекции на свежем воздухе, на лоне природы, где повсюду можно ощутить первородную божественную силу. Свежий воздух – свежие мысли, свежий воздух обогащает кровь, стало быть, что может быть лучше, чем свежая кровь на свежем возду… – Римус, почуяв детский испуг за своей спиной, оборвал себя на полуслове, в которое вновь вплетался кровожадный лунный бред, извращая его излюбленный Аристотелевский силлогизм. – Дети мои, это мудрые мысли величайшего древнегреческого философа Аристотеля, воспитавшего такого прославленного завоевателя, как Александр Македонский.