Я ДЕЛАЮ вид, что коробка с моим звуковым оборудованием гораздо тяжелее, чем есть на самом деле.
Нагнувшись, обхватываю ее за края и поднимаю, а затем, кряхтя для убедительности, иду вверх по лестнице. Похоже, мама купилась на мой спектакль. Она одобрительно кивает, проходя мимо к входной двери. На улице в грузовике ее ждет еще одна коробка.
– Бабуля! – выкрикиваю я, заметив, что дверь с надписью «Квартира № 3» снова захлопнулась. – Подержи дверь!
Обычно бабушкин разум – что заточенная сталь, но сегодня у нее обнаружилась привычка закрывать дверь после каждой внесенной в квартиру коробки, и делала она это с поразительной настойчивостью.
– Бабуля! – кричу я снова и не получаю ответа. Дверь по-прежнему заперта.
Ботинок скрипит о последнюю ступеньку на моем пути, и я едва перебарываю желание облегчить себе задачу. Ведь можно просто приклеить край двери к стене паутиной…
Жалея, что не получится воспользоваться способностями Человека-Паука, я вздыхаю и пользуюсь способом для обычных людей: аккуратно опускаю коробку на скрипучий пол и поворачиваю ручку двери.
Как Майлз.
В комнате, куда я попал, пахнет старинной мебелью, которая наверняка старше меня, и только что заваренным кофе (на столе стоит банка кубинского кофе). Ставлю коробку на стол и прячу руки в карманы свитера – здесь холодно. Большая часть жителей Нью-Йорка с радостью включали бы отопление при первых признаках осени, но только не моя бабуля (в знак неодобрения этой привычки покачиваю головой) – она не признает отопления до первых дней декабря.
– Мы ведь не украшаем дом к Рождеству, пока не справили День благодарения, – делится она мудростью.
Я осматриваюсь. На стенах почти везде теснятся пыльные фотографии: вот моя мама широко улыбается в мантии выпускницы. На другом снимке она держит на руках совсем маленького меня. Дальше – свадебная фотография моих родителей.
На нее я смотрю с печальной улыбкой, в груди что-то сжимается от боли. Я киваю и шепчу:
– Она приехала, папа. Мы в хороших руках.
– Майлз, это ты? – из коридора донесся хрипловатый старческий голос и отвлек меня от мыслей. Я слышу, как по ковру шаркают ноги в тапочках. – Ты уже поднялся. Это, значит, последняя коробка? – спрашивает бабуля. Она подходит и обнимает меня за плечи, в ответ я наклоняюсь и прижимаю бабушку к себе.
– Осталась еще одна. Мама принесет, – отвечаю с улыбкой. – Вот мы наконец и въехали.
Я еще не успел договорить, а бабушка уже доставала из отделения под духовкой сковородки и котелки.
– Куда ж я подевала?…
– Может, тебе помочь? – предлагаю я.
– Нет-нет, – уверенно отказывается она. С другого конца стола я вижу лишь ее руку, которой она отмахивается от моего предложения. – Может, у меня и старые кости, но неужели я плантаны сама не пожарю? А ты со своими крепкими косточками лучше коробки распакуй. Вот это будет помощь.
Бабушка наконец выпрямляется – в руке у нее огромная сковорода – и смотрит на меня.
– Спасибо, внучек, – говорит она с теплотой, хотя в комнате ужасно холодно. Бабушка похлопывает меня по щеке. – Хороший мой мальчик.
Я улыбаюсь в ответ и кладу ладонь на ее пальцы.
– Ты так на него похож, – произносит бабушка задумчиво и отстраненно. – Глазки папины. – Она опускает руку к моей груди и легонько похлопывает. – И его сердце.
Я теряюсь, не зная, как отреагировать, и просто киваю. После гибели отца меня часто с ним сравнивают: «Ты так на него похож»; «У тебя грубеет голос, становится прямо как у отца»; «Я сначала принял тебя за Джеффа».
