Накачаться таблетками и провалиться в сладкое забвение? Или провести ночь в тревожных, прерывистых снах на грани помешательства?
Навредить телу или измучить разум?
Каждый вечер Айан бин Рийааз аль-Шариф, коронованный принц Дагара, стоял перед этим выбором.
Восемь месяцев одно и то же, а он до сих пор не знает, к чему склониться сегодня.
Хотя сегодня, пожалуй, к таблеткам.
Последнюю ночь он гостил в стране Сийад, соседствующей с его собственным государством – Дагаром. Да, наверное, лучше будет отключить сознание.
«Вчера же ты это сделал», – прошептал в ухо голос, сильно похожий на голос старшего брата.
Выйдя из невыносимо горячего душа, Айан вытерся полотенцем и надел черные спортивные брюки. Сегодня он пробежал три часа, мышцы ног теперь нещадно горели.
Он держался освещенной территории по периметру дворца. И каждый раз, когда видел члена королевской охраны – своей или сийадской, – чувствовал приятное облегчение.
Войдя в роскошную спальню, он бросил взгляд на прикроватный столик. Здесь стоял флакон с таблетками. Две таблетки, чтобы забыться сном мертвеца.
Серьезное искушение. Но что, если завтра в голове будет туман? Ватные ноги и сухость во рту.
Вновь стоит признать свое поражение. Бессилие в борьбе с собственным сознанием. Поражение… Он поднял пластиковый флакон, покрутил его в руке, поиграл с крышкой, предвкушая горький привкус таблеток.
Легкий бриз колыхал шелковые занавески на уходящих в пол окнах. За эти полчаса стало совсем темно. Вечерняя жара касалась его тела влажными пальцами. Он не любил тихие, спокойные ночи. Тихая, спокойная ночь означает, что он опять поведет себя как безумный, бесполезный трус.
«Ты и есть чертов трус, боящийся собственной тени».
Бессильная ярость пронзила тело. Болеутоляющие покатились по полу пустой комнаты. Флакон гулко ударил о стену и укатился под старинный шкаф. А потом ни звука… Тишина, обволакивающая своим прохладным покрывалом.
Айан схватил пульт и включил широкий плазменный телевизор на противоположной стене. Он специально просил повесить в своих покоях самый широкий телевизор. Дощелкав до футбольного матча, он включил звук так громко, что стены вокруг завибрировали. Скоро его череп взорвется от внутреннего грохота. Эхо уже звенело в ушах. Но физический дискомфорт был ему приятен. И нестрашно, что к тридцати годам он может оглохнуть.
Пройдясь по комнате, он выключил свет.
Когда глаза привыкли к темноте, он лег на кровать и сжал кулаки. Сейчас главное просто дышать. Вдох и выдох. Вдох и выдох.
Сон обрушился на него незаметно. Лживый рай, лишающий самоконтроля. Делающий тебя трусливым животным.
Зохра Катерина Наасар аль-Ахтум медленно ступала по освещенным коридорам, направляясь в покои, наиболее отдаленные от главной резиденции дворца.
Ее ступни, облаченные в легкие кожаные туфли-лодочки, не издавали ни звука на светящихся чистотой мраморных полах. Но сердце при этом учащенно билось в груди. Тело словно становилось грузнее с каждым шагом.
Уже половина двенадцатого. Она давно должна быть в постели. Не говоря уже о том, что женщинам строго запрещалось бродить по этому крылу дворца. Местные запреты ее мало волновали. Но конкретно в эту минуту находиться здесь было и впрямь опасно.
Она остановилась и выпрямила спину.
«Набраться мужества и следовать дальше».
Нигде ни одного охранника. Казалось, в ее положении этому можно порадоваться, но смутная тревога лишь сильнее сжала сердце. Подкупить одну из наложниц и узнать, какие покои отданы почетному гостю, было несложно. И вот она здесь: стоит перед гигантскими дубовыми дверями с вычурными резными рисунками. Сколько же им веков? Как будто ледяные пальцы провели вниз по спине Зохры.
