На высокой замковой стене дул холодный, пронизывающий ветер. Зябко. Люди кутались в черные мантии.
Очередной порыв сорвал с головы капюшон. Светлые кудри разлетелись по плечам. Янтарная луна озарила молодое женское лицо. Острый взгляд, тонкие губы, родинка под правым рубиновым глазом. Эту женщину можно было назвать красивой, если бы не уродливые шрамы, пересекавшие левую сторону лица. А на месте глаза – черный провал.
Она прятала свое уродство за челкой, но и та не могла полностью скрыть шрамы. Совсем недавно к ним прибавился новый, пересекавший правую бровь. Этот шрамик стал напоминанием о том, что она сотворила со своим любимым.
Вернее, не совсем с ним.
Она как вчера помнила тот день, когда «любимый» дал ей имя. Имя, которое знает каждый житель столицы, имя, одно звучание которого отзывается холодком по коже. Он назвал её Шрам.
Никто не знал её настоящего имени. Она и сама постаралась забыть его.
Шрам окинула взглядом свою цель. Недалеко от каменной крепостной стены, на которой они стояли, раскинулся Белый Замок. Пронзая облака острыми шпилями, он, как величественный коралл, разросся посреди Гиансара, оделяя её «лицевую» часть от той, что сокрыта в тени. «Теневую» часть практически не охраняли, и сегодня ночью эта оплошность сыграет с замком злую шутку.
Красивые губы тронула едкая ухмылка.
Шрам презирала замок и всех его трусливых обитателей. После «трагедии» они сделали выше крепостные стены и теперь сидят в мнимой безопасности, думая, что под надежной защитой, пока люди за стенами умирают с голоду.
Шрам сплюнула под ноги.
– Приготовились, – глухо объявил мужчина в черной мантии с низко надвинутым капюшоном и приподнял левую руку. Все, кто стоял на стене, достали из набедренных сумок маленькие бутылочки.
Блондинка от них не отставала. В её руку привычно легла холодная колбочка с алой пузырящейся жидкостью. По телу пробежала приятная дрожь. Колба быстро нагревалась от тепла рук, и Шрам натерпелось опробовать «жидкое могущество».
– Принять ампулы! – прозвучал приказ, и все, как один, оттиснули пробку и залпом опрокинули в себя содержимое.
Горькая жидкость обожгла горло и теплом растеклась внутри, подобно алкоголю.
Очертания замка поплыли, мир покачнулся, и Шрам подумала: неужели ей подсунули яд или снотворное? – но помутнение отступило. Сила внутри неё взорвалась вулканом. И в каждой вене, в каждом мускуле и клеточке Шрам ощущала бурлящую магию. Её скорость. Её ярость.
Сердце заколотилось как бешенное.
Шрам с безумной ухмылкой стиснула трясущиеся от напряжения кулаки, наслаждаясь переполняющей её силой.
Командир подал знак, и люди в черных плащах бесстрашно сиганули со стены.
Женщина летела впереди всех. Яростный ветер трепал волосы и одежду, грозясь разорвать их в клочья; острые ветки деревьев хлестали по лицу и телу, но не оставили ни одной ранки – её кожа стала прочнее стали.
От восторга закладывало уши!
Шрам вспарывала воздух как клинок, двигалась быстрее зверя, машины, а может, и поезда. Судить здраво она уже не могла. Деревья, кусты и полночь мелькали на границе зрения, как пейзажи с взбесившейся карусели, и мутили рассудок.
Но одно Шрам чётко держала в уме и перед глазами – окно самой высокой башни.
Сад остался позади. Шрам с разбегу налетела на стену, беспощадно вбивая конечности в поросший мхом кирпич. Боль за ударом не последовала, и кости остались целы, а вот камням не повезло – в них появились выбоины. Она хваталась за образовавшиеся «лесенки», отталкивалась и пробивала новые, неустанно взбираясь наверх.
Сырой воздух обжигал раскалённые легкие, пальцы скользили, а в глаза летела каменная крошка, но Шрам не сдавалась. Многие повторяли за ней и пробивали путь руками, однако не всем везло удержаться. Одни падали и разбивались насмерть. От такой высоты даже «жидкое могущество» не спасет.
