Портал был похож на тот, годовалой давности, черно-синий, с всполохами разноцветных молний внутри. Они искрились и угрожающе трещали, будто требовали держаться на расстоянии.
Разрастался портал медленно, не спеша, заворачиваясь сине-багровыми краями, этакая уродливая рваная рана в пространстве. Дэль смотрел на эту синеву почти с ненавистью, будто она лишила его выбора. А не он сам принял решение.
– Вот, твой рюкзак, – Ветка, пододвинула к Дэлю вещмешок, – я впихнула туда большую бутыль с водой и пару маленьких. Наверное, будет тяжело.
Она упрямо не смотрела ему в лицо и, то и дело, прикусывала нижнюю губу, Дэль подхватил ее под локти и подтянул к себе.
– Ветка моя, – прошептал ей касаясь губами растрепавшихся волос, – я не хочу уходить от тебя. Вселенная свидетель, не хочу.
Ветка тихо всхлипнула, уткнулась ему в грудь, цепляясь пальцами за лацканы тяжелой байкерской куртки, усиленной кевларовыми пластинками – «черепашкой». Дэль даже пожалел, что под всей этой амуницией не может ощутить, насколько теплые у нее руки.
– Я не могу, не имею права, держать тебя здесь, Дэль, – она чуть отодвинулась, – без возможности быть свободным. Без возможности выйти на улицу, и вообще, жить свободно. Оставить тебя здесь, это то, чего бы я желала больше всего на свете. И то, чего я никогда не прощу себе, если так поступлю.
– Душа моя, – выдохнул Дэль ощущая, как горло сводит спазмом, а в груди сворачивается клубком боль, – жизнь моя, дыхание моё.
Он прижал ее к себе, чувствуя, как в груди бешено стучит сердце и начинает жечь глаза. Ветка всхлипывала уже не стесняясь.
– Если бы я знала, как снять этот дурацкий браслет. Ты был бы свободен.
– Я знаю, – он погладил ее по спине, – знаю. Вет, это даже хорошо, что он есть. Пока браслет и мой ошейник целы, значит, мы оба живы. И, – он усмехнулся, – меня больше никто не сможет захватить, у меня есть хозяйка.
– Не говори так, – она подняла голову, Дэль, смотрел на ее мокрые ресницы сверху вниз и понимал, что здесь, на Земле, останутся оба его сердца, его душа и все, что могло отвечать за чувство к Ветке. Весь Дэлидэль арги Кост Аргейн целиком.
– Я люблю тебя, – он прикоснулся губами к мокрой щеке, – если будет хоть один шанс, я вернусь. Даже если не будет шансов. Я все равно вернусь.
Ветка кивнула. Отцепила пальцы от его куртки, медленно, будто с усилием, и подтолкнула к порталу.
– Иди. Еще секунда и я тебя просто не отпущу. Иди!
Дэль наклонившись, коснулся ее губ своими.
– Я люблю тебя, моя Ветка, – и шагнул в очередную неизвестность.
«Свет и тьма сойдутся в поединке,
от их слияния разрушатся оковы лжи»
Второй свиток предсказаний Талиша строфа первая.
Годом ранее от пролога.
Подземелья Багера.
В сумерках подземелий не важно какая часть дня наступает. Часы складываются в дни, дни в недели, месяцы, годы. Не имеет значения какой сегодня день. Шумит ли где-то за стенами ярмарка, пляшут ли девицы на выданье вокруг обрядового костровища, или наступило время работ в поле.
Для пленников время теряет свое значение.
Сначала идет страх, жгучей, как яд, волной, разрушая душу.
Следом идет боль. Ибо какой хозяин, получив раба в полную собственность, не воспользуется этим. Абсолютная власть развращает. Это правило, не требующее доказательств – аксиома.
Боль разрушает тело, превращает в послушную марионетку того, кому надели на шею ошейник подчинения.
За болью идет стыд, заканчивая окончательное разрушение.
Следом за стыдом, приходит безразличие и равнодушие. За равнодушием наступает абсолютная пустота.
Дэль висел на цепях и бесконечное количество раз задавал себе вопрос «Кто я?» и сам же отвечал «Диэлидэль арги Кост Аргейн, четвертый ненаследный принц Тайгара, командир «Черных крыльев»» память об этом, как тонкая ниточка, не давала ему нырнуть в безумие окончательно. Невзирая на прямой приказ хозяина забыть это имя. Произнесенное Имя приносило боль, боль не давала забыть.