Привилегированное купе в поезде, следующем из Праги через Усти над Лабем в Дрезден, превратившийся после бомбежек в руины, а затем в Берлин, выглядело кичливо и дорого.
Отделка красными породами дерева спинок кроватей и шикарное зеркало, вмонтированное в дверь, свидетельствовали о принадлежности вагона к экстра-классу и его узком предназначении. Прежде он наверняка использовался для перемещения элиты рейха – офицеров СС, дипломатов, генералитета и высших офицеров Вермахта.
Нюрнбергский процесс еще не открылся, но всем в бывшем протекторате Богемия и Моравия было понятно, что пощады не будет не только высокопоставленным военным преступникам, но и обычным немцам.
Третий рейх канул в лету. Бесноватый вождь Адольф Гитлер покончил жизнь суицидом, предварительно уничтожив не только государство, но и большую часть мужского населения… Чешские немцы, как впрочем и польские, да и любые другие, превратились в изгоев.
Как когда-то нацисты согнали в гетто Терезина чешских евреев, предварительно, до окончательной расправы заставив их пришивать на одежду желтые звезды Давида, точно так же и чехи приказали гражданам немецкого происхождения носить белые нарукавные повязки с буквой «N». Или со свастикой. Носить до окончательного решения «немецкого вопроса».
…Суетливо зашедшим в вагон пассажирам – приметной парочке, состоящей из немолодого, с проседью на кудрявой голове, весьма крепкого высокого очкарика с дорожным кожаным кейсом и его очаровательной спутницы возрастом гораздо младше него – одновременно показалось, что шик этого прицепного вагона не стыкуется с видавшим виды тягачом-паровозом и обшарпанным поездом в целом.
– Не волнуйся, милый, – подбадривала следующая за паном блондинка в сером берете с торчащими из него прекрасными локонами вьющихся волос.
Уже в купе, когда он умостил под стол свой черный саквояж, она добавила:
– Ты же видел, проводник даже бровью не повел. Значит, с документами все в порядке. Штампы, бланки… Все настоящее.
– Дай Бог, дорогая, да, – вытирая платком пот со лба, скороговоркой выпалил запыхавшийся мужчина, – ректор Карлова университета… Он хороший мой друг, он не подвел, снабдил нас оригиналами паспортов погибшей после бомбежки пары – профессора и его аспирантки. Но все равно, будь осторожна. Не забывай, что мы – чехи, я – филолог пан Прскавец, повтори! Ты – моя аспирантка, любовница, пани Тереза.
–
Пан Иржи. Я все помню. Пани Тереза. – подтвердила Эрика.
– И старайся меньше болтать ради своей же безопасности. У тебя чудовищный акцент. – со злобой на самого себя процедил сквозь зубы новоиспеченный «пражский профессор», осознавая, что достал любимую своими придирками и перестраховкой.
– Самый обыкновенный южно-немецкий акцент! Но все мои знакомые чехи утверждали, что я говорю без акцента! – показала зубки Эрика, улыбнувшись уголком рта, а затем ласково чмокнула мужа в лоб.
– Они тебе льстили, дорогая, – выдавил из себя улыбку Гюнтер, – Хотя твой чешский действительно хорош, но не безупречен. Просто следи за языком.
Чистый, выдраенный до блеска от тамбура до коридора вагон выглядел в потрепанном составе инородным телом. Казалось, что от мимолетного и растворившегося в дымке иллюзий всего народа величия Германии после ее сокрушительного разгрома союзниками остался лишь один этот блистательный вагон.
…Гюнтер Зуммер, искусный немецкий переводчик, знаток чешского, английского и русского языков, более, нежели простые изгои осведомленный в происходящем, не на шутку нервничал.
В силу своих должностных обязанностей в администрации протектората и в комендатуре, в прежние времена гер Зуммер приобрел немало друзей среди чешской профессуры, которой оказывал ряд бюрократических услуг. Некоторые из них оказались настолько благодарны, что не отвернулись после всего этого кромешного ада. Они пусть и не здоровались, но и не переходили на другую сторону улочек, а иногда даже кивали в знак приветствия. Скорее из интеллигентского сострадания, чем из чувства неоплатного долга.
