Сквозь серую снежную пелену проступает большая синяя вывеска. На ней крупные белые буквы: «ЖЕНСКАЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ». Чуть ниже вывески – часы. Круглые, с чёрными стрелками. На часах без минуты полдень. Слегка щёлкнув, минутная стрелка перескакивает на очередное деление, и в этот момент стеклянная дверь под часами резко распахивается. Молодая женщина, сбежав с крыльца, уходит прочь по заснеженным тротуарам. Зовут её Надя. Она очень хочет курить, но ветер слишком резкий, противный. Надя кутается в норковый воротник каракулевого пальто, снежинки влажным холодком скользят по носу. На восьмой неделе беременность ещё не заметна для окружающих. Тем более не заметна, если женщина в зимней одежде. Совсем незаметна, будто её ещё нет.
Надя направляется к выходу с огороженной территории, усыпанные снегом деревья неспешно плывут ей навстречу. В Надиной голове вертятся малопонятные и малоприятные слова: вакуумная аспирация, дилатация, кюретаж. А ещё фармацевтический аборт, который, как сказал врач, делать уже поздновато. Скорей бы покончить со всем этим! Настроение паршивое, но нужно держать себя бодрячком. Консультации пройдены, анализы сданы, остаётся последний шаг – сама операция. В понедельник, в 13:00. А дальше – снова свобода! Уже и праздники не за горами, и пусть старые проблемы сгинут с уходящим годом, с уходящим веком. В новый век (даже можно громче сказать – в новое тысячелетие!) брать с собой промахи, неудачи – негоже.
Расчищенная от снега дорога уходила к воротам налево. А прямо к железной калитке вела протоптанная в сугробах узенькая тропа. Надя шла по ней, иногда спотыкаясь. Стройная, симпатичная, двадцати семи лет. Мать-одиночка, дочери три с половиной года. Папашу её непутёвого Наде так и не удалось в своё время затащить в загс, а недавно он и вовсе их бросил. Забот у Нади полно – выше крыши, второй ребёнок сейчас некстати. Была бы беременна от стоящего мужика – дело другое. Да откуда ж такой возьмётся? Кругом одни сволочи! Декабрь. Двадцать второе. Самый короткий день в году и, кажется, самый хмурый. Света зимой и так не хватает, а низкое солнце, как назло, заслонили тучи. Вдобавок ещё этот снег, сыплющийся с начала недели; кругом всё серо, промозгло, как у неё на душе.
Железная калитка лязгнула за спиной Нади. Она вышла на оживлённую улицу, и тут же издали послышался вой сирен. Заунывное пиликанье нарастало, приближалось, тревожило. Прохожие притормаживали, головы их поворачивались в сторону перекрёстка. Сквозь серую хмарь сначала проклюнулись лишь синие маячки. Но вот из снежной пелены на улицу Менделеева выскочили одна за другой две завывающие машины: милицейская «Волга» и УАЗ-буханка – скорая помощь. Швыркая снежным крошевом, шугая встречные легковушки, шумный спецтранспорт проследовал в сторону Филейки.
Перейдя через дорогу, Надя поймала бомбилу-частника на бежевых «жигулях». Сторговавшись на полтишок, она устроилась на переднем кресле.
Стих вдали шум сирен. Бежевый жигулёнок, украшенный таксистским клетчатым гребешком, увёз Надю в ту же сторону, куда укатили машины с мигалками. Усыпанные снегом прохожие, глядя под ноги, снова шли по своим делам. А у скрипучей железной калитки, открывающей путь к медучреждению женщинам беременным по-настоящему и «не совсем», возился теперь бородатый мужчина в чёрном пальто. Он что-то приделывал-приматывал к прутьям забора. Наконец отошёл на два шага и, дыша для сугреву на пальцы, придирчиво осмотрел работу. Вроде нормально. Сунув руки в карманы, мужчина двинулся прочь. Походка его была необычная: левую ногу он слегка волочил. А на заборе, рядом с железной калиткой остался висеть фотоплакат: новорождённый младенец тянет ручонки к женщине. Подпись: «МАМА, Я ХОЧУ ЖИТЬ!» Чуть ниже приписка: «Не убивайте своё дитя. Откажитесь от аборта! Требуется помощь – звоните в вечернее время по телефону 23-44-70. Михаил».
