Благодарному сердцу моей
матери,
впитавшему новую историю
и поверившему в ее неясный
образ
Гробовая тишина и марево пыли. На
зубах скрипело так, словно он медленно с неким извращенным
наслаждением пережевывал яичную скорлупу. Хруст становился громче.
Хотелось выплюнуть всю грязь, попавшую в рот, но, проведя языком по
зубам, юноша ничего не обнаружил. И лишь острая жажда неприятно
царапала горло, будто он не видел источника воды как минимум
неделю. А может все так и было.
Мотнув головой, он тут же пожалел о
содеянном. Виски обожгла нестерпимая боль, а мир вокруг рассекло
ярко-алой завесой, пульсировавшей синхронно с мигренью. Крик
облегчения не смог преодолеть грудную клетку, затерявшись под
ребрами.
Черепная коробка теперь казалось
такой же податливой и мягкой, как пластилин. Чуть ощутимее надави,
и кость проломится под сильными пальцами. Но юноша зарылся ладонями
в каштановые волосы и, ища спасения, уперся лицом в колени.
Сон. Пусть это будет тот самый
кошмар, от которого просыпаешься посреди ночи с испариной на лбу и
колотящимся от ужаса сердцем. Тогда он накрыл бы рукой глаза и
выдохнул с облегчением, прошептав: «Это всего лишь сон. Безумная
дрема». Однако это была не она. Осознание пришло, когда юноша
прокусил язык, и металлический привкус заполонил рот.
Он не спал. Он не дома. Он не в
безопасности.
Безмолвие давило, не позволяя
расслабиться хоть на мгновение. Капля воды внезапно сорвалась и
разбилась о ступеньку, чем выдернула его из сенсорной ловушки.
Держась рукой за стену, он как можно
быстрее спустился по винтовой лестнице. Задевая шершавую
поверхность, юноша не чувствовал дискомфорт. Когда же содрал кожу,
он, пусть и отдаленно, ощутил пульсацию в ладони. Нестерпимая жажда
свежего воздуха столкнула его с дверью, которая не желала
открываться.
Удар. Еще удар. Юноша не бросал
искренних попыток выбраться отсюда, продолжив воевать с крепкой
преградой. Толчки остановились. Утомленно он прижался лбом к
деревянной поверхности, мерзко хихикавшей над провалом. Но лишь он
отклонился назад, сверху до него донесся глубокий женский
голос:
— Если ты собрался использовать
собственную голову, как таран, то идея, — она многозначительно
хмыкнула и продолжила: — Мягко говоря, глупая.
Медленно развернувшись, он обнаружил
девушку, наблюдавшую за ним. Она невозмутимо сидела на корточках у
самого края лестницы, склонив голову и подперев щеку ладонью. Бровь
незнакомки слабо изогнулась, но дальнейших расспросов не
последовало.
— Не соглашусь. Уж лучше размозжить
себе череп, чем мучиться от мигрени.
Она выпрямилась и преодолела
несколько ступеней.
— Пройдет.
Уверенность в голосе не показалось
напускной, и парень с определенной долей облегчения съехал по двери
и сел на пол, не заботясь о пыли и грязи вокруг. Выдохнув, он
протянул ладонь незнакомке и легко произнес:
— Илья.
— Женя, — нагнувшись, она крепко
сжала его пальцы, а затем поспешно убрала белокурые, слабо
вьющиеся, пряди за уши. — Ты лучше пока не вскакивай, а то хуже
станет.
— Куда уж хуже, — дернулся Илья,
прикрыв один глаз. — Я вот никак не планировал, очнувшись, найти
себя в… эм, а где мы кстати?
Женя неопределенно двинула плечом, а
затем обвела рукой круглые стены. Подобно язвам на них чернела
плесень, а плотью оказался больше неприкрытый грунтовкой
темно-красный кирпич. Винтовая лестница без ограждения тесно
прилегала к стенам, образуя идеально округлую полость в центре.
— Я могу ошибаться, но это похоже на
водонапорную башню. Заброшенную, конечно, но все же, — осторожно
произнесла Женя, украдкой коснувшись пальцами белого шрама над
верхней губой.
— Да-а-а, очень похоже, — без
особого энтузиазма ответил Илья, запрокинув голову. Лестница
уходила далеко ввысь, и парню даже думать не хотелось, сколько
времени у них займет восхождение.
