***
– Да! – закричала женщина.
Здесь можно было позволить себе это. Помещение, где она временно обосновалась, достаточно изолировано, чтобы звук не разлетался по окрестностям. Обыкновенный подвал двухэтажного семейного домика, в котором помещались стиральная машинка, велосипеды и старые ненужные вещи. Еще месяц назад здесь играл в американский бильярд глава семейства, старшая дочь целовалась на потрепанном диване с парнем, а младшая – делала запас конфет в нише за вывалившимся кирпичом. Теперь семейство перебралось поближе к океану, и дом передан в аренду следующему жильцу. Им оказалась одинокая женщина в годах.
Эта обыденная обстановка придавала еще большую странность нынешнему зрелищу. В центре на самодельной кирпичной печи стоял котел с бурлящим варевом цвета спелой сливы. Пар от него, больше похожий на дымку, распространялся по всему помещению. Сначала он поднимался резко вверх, потом заворачивался причудливыми спиралями и расходился в стороны, не добираясь до потолка. И этот пар, и температура создавали впечатление, будто находишься в сауне. Если бы чужой человек сейчас зашел сюда, его наверняка вывернуло бы наизнанку от запаха, кислого, терпкого и невыносимо насыщенного.
– Получилось! – ликовала женщина, кружась вокруг котла.
***
В предзакатных лучах двое подростков прятались от чужих глаз в излюбленном месте – в высоких и густых зарослях кукурузы. Девушка подогнула под себя ноги и села, запачкав в пыли ситцевое платье, и без того потрепанное. Слезы уже не текли по скрытому в изящных ладонях лицу, но плечи все еще время от времени сотрясались.
– Мы пойдем вместе к твоей маме, и я попрошу у нее твоей руки, – нежно сказал Калеб, оторвал ее ладони от лица и заглянул в глаза.
Натали от радости не смогла вымолвить ни слова, снова заплакала и опустила голову.
– Если будет девочка, мы назовем ее Эстер, – продолжал он, устраиваясь рядом на пыльную потрескавшуюся землю, сквозь которую с трудом пробирались даже сорняки. Редко где можно было увидеть одинокие кустики молочая или канатника. Калеб больше любил это место после затяжных дождей – когда земля покрывалась зеленью. Сидеть на мягких зарослях вьюна было гораздо приятнее. Хотя дядя Томас определённо с ним не согласился бы, отсутствие сорняков для его кукурузы предпочтительнее своевременного полива. Хуже сорняков только вороны, но с ними успешно боролись пугала и, как любил шутить отец Калеба, «молодежь, принимающая кукурузные поля за мотель».
Плечи Натали наконец перестали дергаться. Она глубоко вздохнула и выдавила сквозь слезы:
– А мальчика в честь моего отца.
– Как ты захочешь!
Она только что призналась Калебу, что ждет ребенка. Девушка боялась, он закричит или даже ударит, будто это ее вина, завопит, что ему не нужен ребенок от такой, как она… от ведьмы. Произнесет это слово как ругательство. В речах ее матери оно таковым и было. Мать произносила его, стиснув зубы, выплевывая, как грязь, как кусок вчерашнего ужина, застрявшего между зубами.
Но вопреки ожиданиям Калеб подхватил ее на руки и закружил. Она летела, задевая босыми ногами за шелестящую кукурузу. Натали расплакалась, не веря в происходящее, и долго не могла прийти в себя. Так глупо! А теперь он планировал, как назвать их малыша. Впервые в жизни после смерти отца Натали была счастлива.
Когда они уже подходили к дому, в свое время добротному, а теперь запущенному, Калеб крепче сжал ее руку, заметив, как она дрожит.
– Чего ты боишься, милая?
