© Издательство Ольги Морозовой, 2016
© Г. Шульпяков, составление, вступительная статья, перевод, 2016
© А. Курт, Б. Дубин, Н. Усова, перевод, примечания, 2016
© Д. Черногаев, оформление, 2016
* * *
Кристофер Ишервуд, университетский друг Одена, вспоминал об их встрече после долгих лет:
“Он нисколько не изменился, по-прежнему рано встает, пишет только при электрическом свете, без конца курит, отчего в доме всякий раз пропадают спички, выпивает в день по шестнадцати чашек чая, а ночью, замерзая, тащит на себя все, что попадется под руку, чтобы согреться”.
Это “холоднокровие” преследовало Одена с детства, причем буквально – кожа была тонкой – и с этой точки зрения жизнь поэта можно уподобить жажде согреться: чаем, любовью, путешествиями, фронтом, вином. Поэтической речью, наконец. В детстве сложился и тот пейзаж, который позже откликнется в его стихах: заброшенные угольные штольни, шахты и выработанные пещеры старой Англии, которую он видел, путешествуя по провинции с отцом. И если ранние стихи его подражательны и напоминают поэзию Фроста, то пейзаж в них, этот театральный задник – оденовские.
Чуть позже, в 20-е годы, прибавятся образы полуразрушенных фабрик. Это было время экономического кризиса, в поэзии царил Элиот, которым Оден увлекался по моде своего времени и даже отсылал стихи на отзыв. В это время он учится в Оксфорде, возглавляет “банду”, которую позже назовут “оксфордской школой поэтов”. Он пишет по три стихотворения в неделю, а вечерами бродит вокруг индустриальных развалин. На нем ирландский макинтош, в кармане пистолет на случай, если жизнь – пустяк, в черновиках – смесь заводского пейзажа с мифологическими персонажами в духе Элиота:
Возвращайся, коль можешь, скорее в родную страну
по размытым дорогам, где спят поезда, и ко дну
опускается ил – паутиной зарос дымоход,
и трамвая на сломанных линиях вряд ли кто ждет.
Там в котельных сквозняк, остывает там ночью вода;
на поваленных вышках без тока висят провода,
сорняки пробивают дорогу к реке сквозь гранит.
Бросишь камень и слышишь, как плещет внизу и шумит
[1].
* * *
Поэзию Одена принято называть сложной, чему есть объяснение: Оден был последним “идеологичным” поэтом своего времени, то есть мыслил стихами о том, что оправдывает или хотя бы объясняет человека и общество, которое он создал. Отсюда назидательность, часто режущая слух русскому читателю. Оден ищет идейную опору человеческому “я” в “век тревоги”: сперва в психоанализе, потом в марксизме, потом в христианской этике. Но логика поэзии приводит его к другому финалу, и этот финал – единственно универсальный – это язык, поэтическая речь сама по себе. Рассуждая об Одене-обличителе, богослове, лирике или драматурге, следует не забывать об этом. Отдаваясь идее, то есть, полагая ее единственно верной, Оден каждый раз создавал адекватную этой идее поэтическую форму. Быть может, высший смысл его поэзии заключается именно в адекватности как таковой, нежели в “узком” содержании, которое со временем неизбежно ветшает, как ветшает любая идея, когда ее время уходит. У Одена нет своего “поэтического лейтмотива” или “темы всей жизни”. В каждую эпоху он разный, мы узнаем его по языку, синтаксическому почерку, интонации.
Из Оксфорда Оден вышел с обширным опытом однополой любви, сдержанным отзывом Элиота о его стихах и книжечкой, отпечатанной в домашних условиях членом его “банды”, в будущем знаменитым поэтом Стивеном Спендером. Выйдя из университета, Оден путешествует. Его выбор – Германия. Оден увлечен психоанализом, к тому же сексуальные нравы в Берлине более раскрепощенные, чем в Англии: в двадцатых годах Берлин переживает сексуальную революцию. Оден трактует христианство в духе времени: Бог Отец олицетворяет инстинкт самосохранения, Бог Сын – инстинкт смерти, Святой Дух – либидо. Написанное Оденом в тот период так или иначе варьирует эту тему. Позже он увлекается марксизмом. Крах очередной идеологии не первый раз сопровождается бегством. Его путешествия в тридцатых годах – Исландия, Испания, Китай. Это не только поэтическая журналистика, но и проекция его душевных переживаний. Нас, однако, интересует наиболее ценный “поэтический выход” подобных странствий. В этом смысле можно выделить Исландию, гипотетическую родину предков Одена. На “северном острове”, куда он отправляется в творческую командировку на деньги издательства “Фабер и Фабер”, он пытается посмотреть на кризисную Европу со стороны и пишет огромное и великолепное “Письмо лорду Байрону” (1937) – пишет чосеровским пятисложником, который позволяет ему (как когда-то Байрону) рассуждать о кризисе современного общества.
