– Я – ракетчик! – часто с гордостью, выгнув грудь колесом, бравирует мой давний знакомый Николай Юшков.
– Какой из тебя ракетчик, даже в стройбате не служил, – возражаю я и напоминаю поговорку. – Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Не вздумай по пьяной лавочке заявить, что служил в РВСН.
– Да, на службу меня не призвали из-за медвежьей болезни – плоскостопия, – признался Николай. – А потом, когда стукнуло 27, военкомат перестал досаждать повестками. Хотели забрить в стройбат, где строевая подготовка не обязательна, но откосил. Все равно считаю себя ракетчиком. Вспомни, ты ведь тоже метил в ракетчики, но остался теоретиком, а я – практик.
Действительно, факты – упрямая вещь. Юшков прав, я тоже мог стать ракетчиком. На срочную службу меня призывали дважды. Сначала за две недели до того, как исполнилось 18 лет. Трое суток кантовался на нарах на сборочном пункте в Симферополе, но отпустили домой, так как строго соблюдали закон. Едва отметил с друзьями день рождения и отправили в учебное подразделение мотострелковой дивизии, дислоцированной в городе Николаеве.
Через два года – дембель. Возвратился в родное село Новый Мир. В военном билете отмечено: звание «старший сержант» и специальность «химический инструктор-дозиметрист». В мирное время она не востребована, так как нет необходимости замерять уровень радиации и определять зараженность местности боевыми отравляющими веществами, либо опасными бактериями и вирусами. Не идти же мне на ферму скотником, быкам и коровам хвосты крутить? Там и без меня мужиков хватает.
В семидесятых годах прошлого столетия о таком порочном явлении, присущем буржуазному обществу, как безработица, знали лишь по школьным учебникам, а тунеядцев, бродяг, попрошаек за аморальный паразитический образ жизни привлекали к ответственности по статье 214 Уголовного кодекса. Государство всем гражданам гарантировало право на труд, социальное обеспечение, охрану здоровья и отдых.
В конторе совхоза мне и Николаю предложили учебу на месячных курсах ракетчиков противоградового отряда в поселке Золотое поле Кировского района. В те годы в южных регионах страны, особенно в Молдавии, Крыму, Краснодарском крае и на Кавказе, масштабно развивалось садоводство и виноградарство. Большой урон зерновым и многолетним насаждениям причиняли не только поздние заморозки, но и осадки в виде града, выбивавшего зерна из колосьев, повреждавшего фрукты, ягоды, овощи.
Мало того, что дожди с градом снижали урожайность, но вредили качеству, товарному виду плодов с побитой, будто оспой, кожицей, что, отнюдь, не привлекало покупателей.
Вместе Юшковым с командировочными удостоверениями, прибыли в пункт назначения, расположенный в пятидесяти километрах от родного села в предгорной лесной местности. Под началом отставного майора артиллерии Федора Битюга с красным, как фонарь лицом и стойким запахом перегара, собралось десятка два будущих борцов с грозовыми облаками. Выше среднего роста, кряжистый с круглой, словно глобус, головой, офицер соответствовал своей фамилии. Назубок знал поэму Константина Симонова «Сын артиллериста», часто повторял, что артиллерия – гром войны и победы. Устраивал построение перед началом и по завершении занятий, что многим, в том числе и мне, напоминало об армейской жизни.
– Гордитесь, вы не просто курсанты, а ракетчики! – пафосом твердил отставник и сурово предупреждал. – Зарубите на носу, здесь не шарашкина контора. Строго соблюдайте военную дисциплину, иначе отправлю в комендатуру на гауптвахту. Тех, кто будет закладывать за воротник, пропускать занятия, уволю к чертовой матери.
Курсантов поселили в общежитии, а занятия майор проводил в помещении «красного уголка». Как-то случайно заглянул в кабинет, когда его там не было. Увидел на подоконнике батарею пустых бутылок из-под водки, вина и пива, которые Битюг не успел сдать в пункт приема стеклотары. Стало понятно, как наш наставник проводит досуг. Может потому, что противоградовая пушка в сравнении с ракетными системами залпового огня «Град», «Шквал» и «Смерч» для него представлялась детской игрушкой.
