По нарядному ночному городу, мимо сказочных фрагментов витрин,
мимо загадочно мерцающих в свете фонарей сугробов, мимо мигающих
огоньками ёлок, мимо снеговиков и заснеженных машин медленно шла
Снегурочка. Шла и тихо плакала. Снегурочку звали Варя.
На календаре было двадцать шестое декабря. Минуло
католическое Рождество, оно же - «репетиция»: всегда
находились те, кто католиками не был, но не упускать же
повод? До Нового года оставалось ещё почти пять дней, и
в городе было пустынно и тихо. Затишье перед бурей.
Снегурочка шла по проспекту Мира и глотала леденеющие
слёзы. Она думала о том, что Костик опять подвёл, а, значит,
никакой он не друг, а натуральная такая скотина. А ещё думала о
том, что дома ждёт почти четырёхлетний Лёсик, который буквально
вчера писал письмо Деду Морозу и очень-преочень просил железную
дорогу. И даже по этому поводу хорошо себя вёл целых два дня.
Варе было двадцать три, училась она на факультете журналистики
местного университета, а Снегурочкой стала, потому что нужны были
деньги. Такая вот проза жизни. О железной дороге сын упорно и
настойчиво мечтал вот уже без малого год, и Варя отчётливо
понимала: выхода нет. Или добыть сыну воплощённую мечту, или...
или... вот что «или», Варваре даже подумать было страшно.
Вообще-то, многие студенты, те, что не относились к «золотой
молодёжи» и не были обременены богатыми родителями, с радостью
хватались за возможность «поморозить»: в длинные новогодние
каникулы спрос на морозных Дедов с внучками зашкаливал, а
единственный в городе театр не мог похвастать изобилием подходящих
типажей. Поэтому большая часть «чёса» и, соответственно,
денег выпадала на долю студентов. Конкуренция в таком выгодном
деле, конечно, зашкаливала, и те, кому удавалось получить договор
на выезды, считались счастливчиками.
Новогодний студенческий чёс с некоторых пор стал традицией и
потому требовал централизованности и упорядоченности. Поэтому
в университете давно уже действовала сезонная комиссия, во главе
которой традиционно стоял декан факультета PR.
Строгий, требовательный и временами даже жёсткий во всём, что
касалось процесса обучения, в деле Андрей Викторович мог
также быть душой компании и надёжным товарищем, когда дело
касалось внерабочих отношений, а потому пользовался у неглупой
части своих студентов безграничным авторитетом. Ко всем
прочим своим достоинствам и недостаткам, Данилевский был довольно
привлекателен, а кроме того - неизменно галантен и вежлив с
женщинами любого возраста. Последнее обстоятельство неизменно
вдохновляло юных и не очень университетских дам на попытки завязать
с деканом необременительный роман, долженствующий в будущем
(желательно, не слишком отдалённом) перерасти в нечто большее. Тем
более что по вузу давно и упорно ходили слухи о том, что в семье
Данилевских далеко не так уж всё безоблачно.
***
Что бы там ни говорили об Андрее Данилевском, жене он не
изменял. Не то, чтоб ему это в голову не приходило, просто он
прекрасно понимал: в пошлом адюльтере удовольствия на полчаса, а
жить с этим потом всю жизнь. И, будучи человеком принципиальным,
однажды приняв решение, следовал ему раз за разом.
В конце концов, довольно навязчивое внимание студенток и коллег
по преподавательской деятельности постепенно полностью отвратило
профессора от мыслей о связи на стороне. Он не мог понять, как
элементарная вежливость может кому-то казаться флиртом и почему
обычная галантность воспринимается как аванс, открывающий дорогу к
отношениям с женатым мужчиной.
Воспитанный в довольно строгих правилах, в сугубо патриархальной
семье: мама – профессор педагогики, папа – военный юрист,
генерал, с женщинами Андрей неизменно был обходителен. Со
студентками – строг, но так же неизменно вежлив. Правда, иногда с
трудом сдерживал желание схватить очередную дурочку за плечи и
долго трясти, пока содержимое её безмозглой головки не
встанет на свои места.
