Было очень холодно и темно. Где-то там, в куске неба,
виднеющегося в разломе, должны бы светить звезды, но даже их отсюда
не видно. Остатки мокрой одежды прилипли к телу, еще больше холодя
кожу. Вода Граничной реки была холодной настолько, что напоминала
жидкий лед. Но именно благодаря ей я все еще жива, хоть она и
старалась сделать то, что не успели ловчие.
Болело все. Синяки и ссадины, кости, душа. Душа, казалось,
болела сильнее всего. Лежа на холодных камнях на дне речного
каньона, отделяющего мое королевство от Черных земель, я понимала,
что скоро умру. Как и они все, они все… Отец, друзья, солдаты,
которые решились меня защищать. Они все погибли, или же умерли
лично для меня, перейдя на сторону предателя. И мне тоже осталось
жить совсем недолго. Ведь что я, избитая, голодная, оборванная и
брошенная, могу сделать? Я даже не могу встать, чтобы нормально
осмотреться. Я… кажется, я даже хочу умереть. Ведь тогда вся эта
боль, все эти страдания, разрывающие душу на части, прекратятся.
Исчезнет картина умирающего отца, все еще стоящая перед глазами.
Исчезнет образ младшего Аэсина, улыбающегося и примеряющего
отцовскую корону. Кажется, я все еще слышу крики солдат, умерших не
более часа назад в попытке защитить меня. Но я даже не могу поднять
руки, чтобы закрыть ладонями уши в глупой попытке заглушить эти
голоса смерти.
Боль. Безысходность. Бессилие. Отчаянье.
Свергнутая и павшая, беспомощная и бесполезная, я умру здесь, на
черных береговых камнях, и мое тело растащат по норам местные
твари.
Я закрыла глаза. Из внешних уголков, скользя по вискам и
скрываясь в мокрых, состриженных почти под корень волосах,
покатились слезы. Бессмысленно пытаться что-то предпринять.
Маленькая, изнеженная принцесса, что я могу сделать? Только
смотреть на чуть более светлое, чем окружающая меня тьма, небо.
Я не знаю, сколько это продолжалось. Но в какой-то момент небо
стало темнее, и в нем вспыхнула пара красных, как кровь глаз.
«Чудовище».
Эта мысль озарила медленно угасающее сознание ярким, ослепляющим
светом опасности. И глядя в эти мерцающие алым глаза, я поняла, что
хочу жить. И я дралась, как дикая, бездомная кошка, царапаясь и
кусаясь, изо всех сил, готовая пойти на все, лишь бы выжить. Здесь
и сейчас, ничего не было важнее.
Двадцать лет спустя
Город… изменился. Шагая по улицам, я не могла отделаться от
ощущения, что все вокруг стало мрачнее. А думала, что после
Подземных городов здесь все покажется даже слишком ярким. Не
показалось.
Намоченные дождем, улицы мутно блестели от грязи, многие фонари
не горели, а то, что было видно в свету горящих выглядело довольно…
трагично.
Запустение и разруха. При отце такого не было.
— Богатые стали еще богаче, а бедные — беднее.
Кто бы сомневался. Те, кто получил трон таким зверским способом,
просто не могли править иначе. Мне… было бы больно увидеть, что моя
страна процветает под рукой убийц моего отца.
Идти по улицам было странно. Они казались такими знакомыми, и
одновременно чужими. Словно были лишь отражениями. Словно здесь
бегала другая девочка, словно это совсем другой город. Глядя на эти
дома, шагая по этим мостовым после стольких лет, я чувствовала себя
так, будто когда-то прочитала интереснейшую и живейшую книгу о
счастливой принцессе, а теперь попала в точную, но мрачную копию
места, где она жила.
Другой город. Другая девочка.
Не принцесса, а выжившая.
На центральной площади стояло сооружение, очень похожее на
виселицу. Только вместо покойника там болталась привязанная к балке
веревкой коса. Длинные волосы, серебрящиеся в лучах выглянувшей
из-за туч луны. И табличка.
