Тринадцать лет назад
Торн
Отец никогда не оставлял попыток превратить железо в золото. Пятилетняя Торн всегда составляла ему компанию, пока он работал, хотя все дети ее возраста предпочитали проводить долгие жаркие летние дни, играя на городских улицах.
Торн любила своего отца, и ей нравилась его работа. Время, проведенное вместе, дорогого стоило, даже несмотря на то, что ему не удавалось создать ничего драгоценного. Для нее он всегда оставался волшебником.
– Торн, – позвал отец, отвлеченный обжигающим жаром пламени, которое едва поддавалось контролю. – Можешь передать мне ту… штуковину… такую…
Никто, кроме Торн, не понимал, что именно нужно отцу. Она протянула ему тяжелые железные щипцы, и он осторожно извлек крепкую круглую стеклянную колбу, наполненную расплавленной жидкостью, которая держалась над огнем в железном кольце.
Руки его стали слабее и тряслись, пока он сжимал щипцы. Сердце бешено колотилось, пока она обеспокоенно наблюдала за отцом, который переносил фляжку на обугленный деревянный верстак толщиной в четыре дюйма. Несмотря на дрожащие руки, ни капли содержимого не пролилось. Отец всегда осторожничал в ее присутствии.
– Что ты изменил в эксперименте на этот раз, папа? – спросила она, с любопытством наблюдая за светящейся жидкостью внутри колбы. Девочка знала, что цвет со временем изменится. Результат эксперимента станет известен после того, как жидкость остынет.
Она болтала ногами, а по спине у нее струился пот. Они проводили целые дни в мастерской, пока папа создавал элемент за элементом. Но золото у него пока так и не получалось. Ни Торн, ни ее отец не впадали в уныние от того, что у них что-то не выходило. Вечерняя прогулка по городу под лучами летнего солнца быстро развеивала их разочарование. А после они проводили мозговой штурм, обсуждая разные способы того, как превратить очередной кусок железа в золото.
Торн прищурилась, глядя на жидкость. Что-то изменилось.
– Я заменил один из реагентов на…
Отец Торн умолк, широко раскрыв глаза, и уставился на колбу.
Молниеносным движением он схватил маленький молоток и резко стукнул по ней, отчего стекло разлетелось вдребезги. Торн вздрогнула от громкого звука.
– Ты разбил его, папа!
Взгляд метнулся от разбитого стекла, разлетевшегося по столу, к мягкому диску полутвердого металла. Но не простого металла, а золота.
Золото!
– Папа, ты сделал это! – воскликнула Торн, в волнении вскочив на ноги.
Отец выронил щипцы, подхватил ее на руки и закружил по мастерской. Его тронутые сединой волосы щекотали щеку.
– Мы сделали это, моя розочка, – поправил он, поцеловав ее в лоб и крепко прижав к груди.
– Мама была бы так счастлива!
– Конечно, была бы. Посмотри-ка на нас. Неудержимая команда.
Щеки разболелись от широкой улыбки. Люди в деревне всегда шептались о ее маме, но никогда не говорили о ней вслух. С папой все было иначе. Они видали лучшие времена. Иногда по ночам она все еще оплакивала маму. Боль оставалась столь же острой и мучительной, как в тот день, когда умерли мать и младшие сестры Торн. Но бывали дни, подобные сегодняшнему, когда жизнь казалась прекрасной.
