– Нагнись! – прозвучал приказ, резкий, как удар хлыста. Нервы натянуты до предела.
Нет! Все внутри меня протестовало против подобного обращения. Я ненавидела приказы всеми фибрами души. Не просьбы, нет, именно приказы в ультимативной форме.
Не выполнить – значит ослушаться, а за непослушание последует наказание. Хотя кто сказал, что выполнение самого приказа не является наказанием? Еще и каким.
– Мне следует повторить еще раз?
Красивая бровь удивленно взметнулась вверх, показывая, что он этого не потерпит.
– Не стоит, – произнесла я, в отчаянии пытаясь сглотнуть густую слюну.
Я стояла перед столом, пристраивая на него вазу с цветами. Именно его и придется использовать в качестве опоры.
Цветы отодвинула подальше, предполагая, что они могут помешать. И на кой черт ему взбрело в голову украсить комнату живыми цветами?
Подошла вплотную к столу и опустила ладони на полированную крышку, которая тут же запотела там, где мои горячие руки соприкасались с холодной поверхностью.
– Ниже, – следующая команда не заставила себя долго ждать.
Я передвинула руки дальше, прогнувшись значительно сильнее.
– Расстегни блузку.
Твою ж мать, а раньше нельзя было сказать? И как я должна теперь это делать в подобной позе? Мне же неудобно.
Возбуждение маленьким комочком начало зарождаться внутри. Яркий свет, падавший из открытого окна, отражался от полированной поверхности стола, слепил глаза, превращал столешницу в одно большое зеркало.
Опираясь одной рукой о стол, поскольку приказа распрямиться не было, второй рукой небыстро начала расстегивать маленькие жемчужные пуговки на блузке. Одну за другой, одну за другой. Медленно, размеренно, наблюдая за собственным отражением, зная, что он тоже в этот момент за мной следит, ловит изменения выражения лица, каждое движение, впитывает и пропускает все через себя. От этого ощущения становились только острее и ярче, а ожидание томительнее.
– Хорошо. Очень хорошо, – услышала я похвалу, когда со всеми пуговками было покончено, и полы блузы разошлись в разные стороны.
Чувствую, что щеки горят, краска возбуждения залила лицо. Хочется прижать к нему руки, охлажденные поверхностью стола, чтобы стало немного легче. Дыхание участилось, ладони вспотели.
– А теперь высвободи из бюстгальтера грудь.
Я потянулась свободной рукой под блузу к застежке на спине.
– Нет. Не так, – одернули меня. – Просто достань груди по одной. Медленно, высвобождая каждую.
Так, значит, так. Переступая с ноги на ногу, непроизвольно потерлась друг о друга внутренними поверхностями бедер и тем, что расположено выше и надежно спрятано от постороннего взгляда. Жаркая волна возбуждения словно разлилась по всему телу, опаляя изнутри.
Аккуратно, стараясь не задеть соски, ставшие чувствительными донельзя, высвободила из кружевного плена вначале одну полную грудь, потом вторую. Бюстгальтер, хоть и был достаточно открытым и поддерживал грудь только снизу, тем не менее заставил груди несколько сблизиться одну с другой.
Я облизала пересохшие губы. Во рту было сухо, как в пустыне. Собственное отражение раззадоривало не меньше, чем действия.
– Приласкай их, – голос мужчины звучал хрипло, словно его, как и меня, мучила жажда.
– Ты же знаешь… – начала было возмущаться я.
– Не спорь, делай, как сказал, – надтреснутым тоном приказал он.
Осторожно, до последнего оттягивая пытку, обвела кончиками пальцев вначале одну грудь, потом вторую, не затрагивая ореолы сосков.
– Ты знаешь как надо.
Чтоб тебя подняло и не опустило. Мучитель. Хотя не думаю. В настоящее время он был скорее мучеником. Ему приходилось наблюдать со стороны, лаская лишь взглядом. Я кожей чувствовала его взгляд, он словно прожигал насквозь.
