Я сегодня одна, я иду в никуда… –
стучало в висках музыкой промозглой осени.
Мне не грустно, не холодно, и не беда,
Что на улице ветер, и слякоть, и дождь…
Я одна, меня бьет непривычная дрожь,
От которой кровь стынет, как в луже вода.
И последним аккордом ледяных капель, падающих на лицо:
Я сегодня одна… я иду в никуда…
Никуда, хм… Ну куда-то я все же шла, просто пока не определилась с окончательным пунктом назначения. Под тот автобус, может? Да не, жаль водителя и пассажиров, еще стану причиной чьего-нибудь сердечного приступа. А оно мне не надо. Тогда куда? На крышу ближайшей девятиэтажки? На мост – и в Волхов вниз головой? Куда, черт возьми, податься девушке, чья жизнь закончена?!
А ведь всего неделю назад я чувствовала себя самой счастливой на свете. У меня было все, о чем только можно мечтать: парень, после года совместного проживания наконец сделавший мне предложение, утренняя тошнота, которую я на основании двух заветных полос в тесте на беременность списывала на ранний токсикоз, перспективная работа в новом ресторане и любящий отец, всегда готовый прийти на помощь своей девочке. А потом словно снежный ком сорвался с горы неприятностей. Да какой там ком – лавина!
Инфаркт настиг папу в агентстве, куда он поехал, чтобы заказать лучшую в их списке свадебную церемонию для нас с Гришей. Так и не придя в сознание, мой самый близкий, самый лучший и любимый человек на свете… умер. В ту же ночь я потеряла ребенка. А через два дня в мою палату зашла заведующая отделением со свитой из двух молчаливых докторов. Со скорбным выражением на безликой физиономии она сообщила, что детей у меня больше не будет. Я не запомнила ее лица, непримечательного, бледного, но в мою память навсегда врезались глаза этой женщины, одной фразой подписавшей приговор моим надеждам и мечтам. Она монотонно объясняла мне ситуацию, показывала результаты обследования, снимки, что-то еще… Но я не слушала, молча глядя на ее блеклые радужки с точками черных зрачков.
Словно горошины перца в чуть подкрашенном желе…
А в душе росла пустота.
Первая часть моего сердца умерла вместе с отцом, вторая – с нерожденным малышом. А третью растоптал Григорий, заявивший, что свадьба не состоится, так как: во-первых, ему нужна нормальная семья с потомством, во-вторых, раз тестя больше нет, то и платить за торжество некому, ну и, в-третьих, не так уж он и уверен был в правильном выборе невесты.
После всего случившегося мое сегодняшнее увольнение с работы показалось сущим пустяком и не задело за живое. Потому что не было этого живого больше, сдохло оно в муках жалости к себе и в какой-то беспробудной тоске по тем, кого больше нет и никогда не будет рядом. Папа… ребенок… жених… да пошло все в Тартар! Хочу под автобус, нет, в реку, нет… в аптеку за убойной дозой снотворного!!!
Стеклянная дверь под неоновой вывеской «Панацея-Н» оказалась совсем рядом с невзрачной железной, на которой витиеватым шрифтом было написано: «Лавка чародея». Стряхнув свежие капли дождя с мокрого рукава, я решительно открыла вторую. Никогда не увлекалась мистикой, считая ныне популярных колдунов шарлатанами, зато всегда была свято уверена, что какой-нибудь ведьминской травкой вполне можно отравиться, а в данном случае даже нужно. За ней, собственно, я и пошла.
Магазинчик оказался небольшим и довольно милым. Стилизованный под старину, с кучей деревянных стеллажей и полок, заставленных какими-то банками-склянками, котелками, шкатулками и прочей чародейской ерундой. За длинным прилавком сидела пожилая женщина в очках и меховой жилетке. На ведьму она походила разве что пустым взглядом, устремленным куда-то мимо меня, и необычным трехпалым носком, который задумчиво вязала.