Легко быть праведником, когда тобой не интересуются соблазны. Олька была праведником честным, потому что вокруг неё соблазны кружились, как мотыльки у огня. Ещё бы! Во-первых, она была красавица. Не милая, не симпатичная, а безоговорочно красавица. Каждая её веснушка была, казалось, выведена умелым художником-реалистом. Не импрессионистом, упаси боже, не отпечатана с трафарета, не небрежно кинута красками пьяным Поллоком на полотно, а выписана со всей точностью и с соблюдением всех канонов, скажем, Рафаэлем. Девушка лучше любой своей фотографии. Мужчины толпились, как журналисты вокруг рок-звезды, но она оставалась верна мужу. За ненадобностью она не умела даже флиртовать.
Во-вторых, она была умница. Не только в смысле сообразительности и образования. Она умела ладно и правильно обустраивать работу, быт. Здесь на неё иногда обрушивалась ослепительная лень. Но Олька брала швабру, планшет и рьяно отгоняла помеху.
В-третьих, Олька была лёгкого характера: быстро забывала неприятности, не злилась по пустякам. На этом качестве взращивались нехорошие знакомцы, которые пытались втянуть её в авантюры, полагаясь на ее наивность. От них она отбивалась в основном тем, что имела четвёртое свойство – она была нежадная.
И, в-пятых, Олька была в материальном порядке. Родители купили им с мужем подходящую трёшку на окраине, снабдили машиной, дачей и библиотекой. Кроме того, Олька с мужем были, как многие отпрыски обеспеченных семей, абсолютно равнодушны к роскоши и путешествиям, оттого их накопления увеличивались. А поскольку тратить усилия на заработки им не приходилось, усилия тратились на спокойное созерцание. В свои двадцать пять Олька и Вадик были похожи на двух старичков, которые уже никуда не торопятся, а наслаждаются каждым днем. Так как познакомились они совсем юными, они были безусловными друзьями, одновременно взрослеющими детьми. Ссоры между ними были скорее потешные. А то, что они узнавали о мире, они сразу приносили в свою семью, делили пополам. Там не было никакого модного личного пространства, всё было общее: любой уголок, карман, радость и беда. Они не могли смотреть друг на друга критично или отвлечённо, они чувствовали в этом противоестественность и ложь.
Муж Ольки Вадик обладал приятной изысканной, чуть женственной наружностью. Притом он был непревзойдён на кухне, нежен, образован. Олька считала, что муж излишне мягок и втайне нет-нет да и могла обронить подруге извинительно: он у меня немножко как девочка иногда, что уж поделать, боится трудностей. При этом Вадик зарабатывал, забивал гвозди. Но больше всего он любил нянчиться с детьми. А вот детей-то им бог никак не давал. Возраст пока был не критический, и они решили не дёргаться, наслаждаться жизнью, а там как пойдёт.
Дачный посёлок находился по окраине леса. Некоторые дворы слегка притапливались в елях, берёзах и плотном кустарнике, так и их двор наполовину уже был в лесу. Можно было с задней калитки пройти по тропинке прямо в лес. Ходили чаще вместе с щенком английского спаниеля – шебутным Джимом. Осень ещё была в самом её начале, когда много листвы, всё пестрит. Ноги утопают в многояркости, в редких лужицах солнца листьев. Олька и Вадик были в дутых безрукавных куртках – красной и… красной. Им нравилось на даче одеваться словно близнецы. Впереди шуршал по листьям ушами Джим. То выбегал вперёд, исчезая в жёлтом, то с разбегу кидался к хозяевам, пачкая им джинсы мокрыми лапами. Олька собирала кленовый букет, подбрасывала листья ногами. Вадик был тоже рассредоточен. Оба они слились с лесом, перепрыгивая через овражки, отодвигая перед собой ветки, вдыхая пряный запах подопревших листьев и мокрой земли. Говорили они всегда мало и больше по делу. Со стороны их союз мог казаться скучным, даже унылым. Но на самом деле это был союз очень близких по духу людей. Как будто ещё в прошлых жизнях они друг друга любили, потеряли, а теперь вот снова нашли. От этого было такое облегчение… Вот только ребёночка бы ещё! Олька ещё немного опасалась, что испортится фигура, что новый человек может нарушить их маленькую гармонию, что у них нет опыта и как вообще вот это всё, на что Вадик ей спокойно сказал: