Время близилось к вечеру. Нагретый солнцем асфальт щедро отдавал накопленное за день тепло августовского солнца и тем самым продлял последние часы уходящего календарного лета. Финальный летнийпонедельник, спохватившись, выдавал на гора нерастраченное за три месяца тепло, чем радовал школьников и их родителей, усиленно готовящихся к завтрашней школьной линейке.
После летней Олимпиады—80 прошёл год. Москва преобразилась. Она стала ещё краше, появились не только современные спортивные комплексы вокруг столицы, но и новые микрорайоны, самым известным из которых стала Олимпийская деревня на юго-западе.
Ленинский проспект, по которому среди редких прохожих неспешно прогуливались две юные фигуры, высокий парень и под стать ему такая же девушка, мало изменился со времён сталинской застройки, начавшейся в начале пятидесятых. Только кое-где продолжали ещё висеть напоминающие о прошлогодней олимпиаде плакаты, призывающие к миру во всём мире и к каждодневным занятиям спортом.
Молодые люди не обращали внимания ни на слегка выцветшие плакаты, ни на равнодушно спешащих прохожих, потому что почти всё лето не виделись, общаясь лишь по телефону, да и то не всегда.
Сначала Гена сдавал экзамены после десятого класса в школе, потом был выпускной в актовом зале и встреча рассвета на Ленинских горах. А после этого поездка к чудесному Чёрному морю вместе с закадычным другом Славкой Богомазовым. В посёлке Архипо-Осиповка жили его дедушка с бабушкой по отцовской линии, и парни помогали им строить летние домики для отдыхающих, больше похожие на благоустроенные сараи.
Несмотря на то, что восемнадцать им должно было исполниться только в декабре, ребята были физически развитыми, да к тому же симпатичными, поэтому от недостатка женского внимания не страдали и легко заводили знакомства с девушками. Но Генке Мазанову этого внимания доставалось больше, поскольку он был выше своего друга и входил в сборную школы по баскетболу. Девчонки обычно украдкой вздыхали, наблюдая за тем, как статный юноша умело обходил соперников на площадке, ловко ведя мяч к корзине.
Катя Антонова влюбилась в него с первого взгляда, когда пришла поболеть за сборную школы. Она даже записалась в баскетбольную секцию, чтобы видеть Генку чаще, благо высокий рост позволял не затеряться среди стройных мускулистых дылд. Но она никогда не была худой. Бабушка её успокаивала, говоря, что широкая кость досталась ей от отца-художника, поэтому мучить себя диетами бесполезно, всё равно генетика своё возьмёт.
***
Биологического отца Катя помнила плохо, родители расстались, когда ей было полтора года. В то время она и маму видела нечасто, потому что жила в Дедовске, а Таисия Ивановна устроилась на работу в Москве, сняла там комнату и стала налаживать личную жизнь. Вскоре на молодую женщину обратил внимание чиновник из Госснаба, который был старше её почти на пятнадцать лет. Теперь Катя жила на два дома: зимой в центре Москвы на монументальном Кутузовском проспекте, а летом – у бабушки с дедушкой в тихом Подмосковье.
Отчим и мама весь день пропадали на работе, и маленькая Катя проводила время со старыми родителями Сергея Андреевича. Правда, в год, когда Кате надо было идти в школу, им дали квартиру на Ленинском проспекте. Квартира на Кутузовском была большой, и им всем хватало места, но Таисия Ивановна ждала ребёнка, поэтому Сергей Андреевич решил строить своё гнездо отдельно от родителей.
Последнее беззаботное лето Катя провела на даче с бабушкой и младшей сестрой