Она заглянула в спортивный зал, когда я проводил тренировку с младшей группой борцов. Подумал, что пришла обычная мамочка записать свое чадо в секцию вольной борьбы, а потому сделал ей знак подождать немного и продолжил тренировку. Впрочем, если бы она пришла по другой причине, я бы не прекратил занятия, чтобы выйти к ней, потому что оставить маленьких архаровцев восьми-девяти лет без надзора нельзя. Хотя я стараюсь поддерживать на тренировках железную дисциплину, мальчишки запросто могут что-нибудь учудить. Скажем, балуясь, нанести друг другу травмы – несмотря на то что половина приличных размеров зала застелена борцовским ковром, а стены обиты матами, на другой половине зала полно гимнастических снарядов, покачаться на которых ребята уж очень охочи, а без тренера этим делом заниматься никак нельзя.
Полчаса спустя я построил двадцать два борца – весь присутствующий на тренировке состав спортсменов – в одну шеренгу, подвел итог занятия, попрощался с ними и с богом отпустил домой. И только после того, как мальчишки гуськом покинули зал – гурьбой их отпускать тоже нельзя, потому что толпой могут и дверь вышибить – вышел из зала сам. В узком длинном коридоре, где кроме дверей в спортзал располагались еще двери в раздевалки, в душевые и в кабинет завуча нашей ДЮСШ (Детской юношеской спортивной школы), было уже пустынно – мальчишки гомонили, переодеваясь в раздевалке, – стояла лишь она, та самая женщина, заглянувшая в спортзал во время проводимой мной тренировки.
– Идемте со мной, – предложил я, широко улыбаясь. Я хоть и не офисный служащий, работающий с клиентами, но быть приветливым, радушным, предупредительным к родителям наших воспитанников ДЮСШа обязан. Существуем мы за счет детей – чем больше их в группе, в секции, в конечном итоге в спортшколе, тем выше у нас зарплата. Ну, не выше, это я загнул, конечно, а скажем так, сохраняется на определенном уровне, ибо если у нас случится отток детей из ДЮСШа, то зарплата упадет либо количество тренеров сократится. Так что как ни крути, а в категорию низко оплачиваемых либо уволенных в этом случае запросто попадешь. Вот и приходится проявлять максимум внимания и подключать все свое обаяние по отношению к родителям, желающим записать в секцию борьбы своих деток.
Но улыбался я не только по вышеуказанной мною причине, имелась еще одна: дамочка была хороша. А говорить с хорошенькими женщинами намного приятнее, чем с дурнушками, и рот сам собой растягивается от уха до уха в немного глуповатой и чарующей улыбке – уж очень понравиться женщине хочется.
Дамочке было лет тридцать. Не могу сказать, что писаная красавица, но изюминка в ней была. В молодой женщине, очевидно, имелась примесь восточной крови, это сочетание славянских и восточных черт приковывало и завораживало взгляд. Несколько удлиненное, с мягкой, нежной линией подбородка лицо, чуть полноватые – уж не знаю, не разбираюсь в этом – то ли от природы, то ли накачанные ботоксом губы, чуть раскосые темные глаза, с мягким насмешливым взглядом, немного широковатый, чем следовало бы, в переносице нос, шелковистые брови. Возможно, все эти «несколько удлиненное», «чуть полноватые», «чуть раскосые», «немного широковатый» и сглаживали восточный тип лица или, наоборот, смягчали славянский, но именно эта особенность придавала лицу особый шарм и привлекательность. А еще волосы… темные, длинные, густые, шелковистые, тяжелые, они были завязаны на затылке женщины вроде бы в незатейливый клубок, но смотрелись классно – как-то необычно, величаво и в то же время мило и по-домашнему. Фигура у нее тоже… Впрочем, чего это меня вдруг понесло, с какой стати я ее так разглядываю? Я что, себе подружку на вечер в баре выбираю или по долгу службы с родительницей собираюсь побеседовать?.. Ладно, в описании достоинств фигуры дальше не пойду, ограничусь лишь словами: фигура у нее была превосходной, и на ней отлично сидело короткое серенькое платье, тоже, кстати, на вид незатейливое, но наверняка, судя по элегантному покрою и качеству материала, стоящее немалых денег.
