Глава 1. Непервая встреча
«…и придет из-за холодного моря вьюга,
И принесет на черных крыльях стужу и смерть,
И погибнет все живое.
Лишь горный цветок уцелеет среди вымерзшей пустоши,
Не поддастся ледяному дыханию, а заберет его и превратит в ручьи животворящие,
Потянется к солнцу горячему, и запоют птицы, зазеленеют травы, возрадуются люди...»
Из утерянного древнего предания
***
— Принесла же нелегкая, — цедит сквозь зубы лорд. — Что ему понадобилось? Неужели что-то прознал?
Я сижу скорчившись у серой стены и стараюсь оставаться незаметной — все тело буквально стонет от боли, и новых побоев просто не выдержу.
— Что застыли? Скорее опускайте мост, открывайте ворота! — кричит лорд, а в голосе слышна паника. Я чувствую ее всем избитым телом, каждым измотанным нервом. Меня это радует и одновременно мучительно стыдно. Я не должна радоваться чьему-то страху, неуверенности. Это неправильно. Ашта дарит счастье и спокойствие, и я, ее дочь, должна нести их людям, но против всех впитанных в храме правил по телу разливается тепло. Может, визит неизвестного мне хайлорда хоть на какой-то время избавит от истязаний. — И девчонку поднимите. Приведите ее в порядок. Даст Великий Фарид, она сможет отвлечь хайлорда.
Перед глазами мелькает бордовая с белыми вставками кожа. Тот, кого лорд назвал Гаретом, с силой хватает меня под мышку и дергает так, что едва не отрывает руку.
— Вставай-ка, малышка. Тебе может выпасть великая честь — ублажать самого хайлорда Андеру. Разумеется, если сможешь ему понравиться. Давай-ка, сделаем из тебя красивую девочку.
Я ничего не понимаю. Что от меня хотят? Что они имеют в виду? Сила во мне до сих пор не раскрылась. Я ничего не могу сделать. Ни возродить, реку, ни пробудить растения. Своим танцем лишь помогала распускаться цветам, и то, только потому, что в храме есть верховная жрица, наполняющая его и землю вокруг магией Ашты.
Ног я почти не чувствую. Они дрожат и подгибаются. Если бы не удерживающая меня рука, то снова свалилась бы на камни.
— Что, милая? Понравился? Под меня хочешь? Я бы тоже не отказался, — Гарет жадно ощупывает меня взглядом. — Конечно, потрепанная с дороги. Но у тебя такие мягкие волосы, — ухватив прядь, он тянет ее, прикладывает к щеке и прикрывает глаза. — Ты пахнешь цветами. Так приятно. И кожа такая нежная, — отпустив волосы, хватает за горло и впечатывает в каменную стену. — Так легко сломать твою тонкую шейку, и тогда никому не достанешься. Вернешься к своей матери, в цветущие сады. Хочешь? Хочешь к маме, малышка? — он жарко дышит мне в лицо, и я отворачиваюсь от неприятного острого запаха. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — отпустив мою руку, Гарет хватает за подбородок и поворачивает меня к себе.
Боясь очередного удара, я поспешно распахиваю глаза.
Грубое, обветренное лицо так близко, что могу рассмотреть расчертившие его тонкие шрамы. Голодный взгляд шарит по мне, сухие губы быстро шевелятся.
— Хотя бы раз. Хоть один раз, пока никто не видит, — как в бреду повторяет Гарет, а я замираю.
Громкий щелчок и последующий скрип извещают, что крепостные ворота открываются.
Гарет вздрагивает, переводит взгляд с губ на глаза и багровеет. Становится почти в цвет своего дублета, в то время как серые радужки выцветают, словно исчезают.
— Не смей таращиться на меня своими ведьминскими глазами! — хрипит он. — Не смей околдовывать!
Он торопливо достает из кармана мятую, дурно пахнущую тряпицу и грубо вытирает мне лицо. Щека, стертая о лошадиный бок мгновенно отзывается жжением, скула и губа — болью, — а во рту чувствую соленый привкус крови.
— Надеюсь, ты не переживешь эту ночь, ведьма! Сдохнешь, и я больше никогда не увижу твоих распутных глаз!
