"Не человек, а двуногое
бессилие.
Владимир Маяковский"
Стрелки настенных часов, купленных
еще восемь лет тому назад, раздражающе тикали.
Вера вытерла холодный пот со лба
своей старой рубашкой, рукав которой был заколот булавкой, потому
что она до сих пор не умеет пришивать пуговицы. За окном стояла
непривычная майская духота, солнце припекало лицо и опаляло кожу
даже сквозь пуховые облака. Еще вчера Вера собиралась купить новые
занавески, но что-то пошло не так и поездку в ближайший магазин
пришлось отложить.
В раскаленной сковороде потрескивало
масло. Вера медленно, осторожно резала ароматный сочный перец
мокрыми руками. Кожа на ее пальцах сморщилась от избытка влаги, но
женщина уже давно не пользовалась кремами. Она уже давно не
пользовалась какой-либо косметикой, подчеркивающей внешний вид или
дорогими средствами для ухода за собой. Первая причина это,
конечно, экономия, а вторая – она просто не видела в этом
смысла.
Иногда ее действия прерывались, когда
в голове вспыхивала какая-либо тревожная мысль. Сейчас, например:
«Господи, я заплатила за газ вчера или нет?». Потом она вытирала
руки о свою юбку, потому что забыла надеть фартук, и бежала к своей
прикроватной тумбочке, в которой хранила все самое ценное, среди
чего был блокнот, где она вела учет домашних дел: оплата
коммунальных услуг, продукты, деньги на дорогу до работы…
И, конечно, деньги на карманные
расходы дочери.
Кате вот минуло семнадцать лет, а
через четыре месяца она поступит в одиннадцатый класс, где ей
придется сдавать ЕГЭ, чтобы поступить в университет. Забавно, но
Вера даже не знает, какие именно предметы она выбрала для сдачи и
куда вообще ориентируется. Они об этом не разговаривали. Не так,
как положено разговаривать родителям и детям: долго, тщательно,
серьезно. Она один раз спросила, куда бы ей хотелось
поступить, а та отвечала просто: «Да посмотрим». И так Вера и не
знает, «посмотрела» ли Катя куда хотела или нет.
Они не были похожи. Ни внешне, ни
внутренне.
Катя унаследовала все, даже самые
малейшие, самые неявные, черты отца – как внешние, так и
внутренние.
Девочка была вспыльчивая,
своенравная, самоуверенная и до ужаса строптивая. Флегматичной Вере
с ее замедленной реакцией, бесстрастностью во всех ее проявлениях,
было сложно справиться с пылкой дочерью, которая была похожа на
синее пламя, безжалостно испепеляющее все на своем пути, а Вера
была тонким слоем льда, безропотно принимающим смерть от огня,
касающегося ее.
Вера знала свою дочь поверхностно,
как директор школы знает вон ту ученицу из одиннадцатого «Б», но
этой информации ей было достаточно, чтобы понять – им никогда не
построить крепкие взаимоотношения.
Вдвоем они живут уже четырнадцать
лет, но эта невидимая стена с каждым годом становилась все крепче,
и теперь обе понимали, насколько они бессильны перед ней. Разрушить
ее невозможно.
Невозможно, потому что нет желания.
Того желания, которое может обрести невыразимую мощь, способную
снести любую крепость.
Такие формальные и безучастные
отношения вряд ли кому покажутся образцовыми. Но, опять же, ни
мать, ни дочь об этом не задумывались.
У Кати была своя подростковая жизнь,
в которую она уж точно не собиралась посвящать мать, а Вера…
Вера была похожа на разбросанные по
разным углам пазлы, и кто-то, кто ее так старательно собирал,
потерял зрение и уже не может найти все части. Каждое утром она
просыпалась не с мыслью о том, насколько ужасный день ей предстоит
вынести, а с совершенной пустотой в голове и внутри себя вообще.
Она открывала глаза, видя перед собой все тот же треснутый возле
маленькой люстры потолок, думая ни о чем, встала с постели с болью
в спине и ломотой в ногах, но не могла встать еще минут десять. Она
не могла не потому, что не выспалась или физически устала, а
потому, что не знала, зачем. Не понимала, куда, с какой целью, для
кого и для чего.
