Хорошим человеком был дедушка Вазген. Вся боша-майла и многие окрестные кварталы пришли проводить его в последний путь.
Женщины в черных одеждах и платках на головах были поглощены готовкой. Тушилась фасоль и свинина с картофелем. Дядя Ховсеп на запряженной осликом арбе притащил несколько бочонков вина. Бабушка Лусерес, жена дедушки Вазгена, по традиции отстранялась от всех дел и уединилась с ближайшими родственниками в доме. На окраине боша-майлы стояли шатры родственных групп и друзей. А друзей дедушка Вазген за свою стотрехлетнюю жизнь приобрел немало. Почти столь же много было у него и правнуков.
Один из них по имени Арсен мирно спал, лежа на животе, в шатре, который его семья поставила на пустыре рядом с ереванским кварталом Конд. Обычно парню вдоволь выспаться никак не удавалось – каждый день с рассветом его с головой накрывали всевозможные хлопоты. Но сейчас вся семья была занята помощью родственникам дедушки Вазгена, поэтому все повседневные дела ненадолго были позабыты. Какая бы толпа ни собралась рядом с шатром, никакой шум не смог бы его разбудить. Но зато разбудил голод.
Арсен сладко потянулся, просыпаясь. Зевнул, и его нос сразу наполнился насыщенными запахами готовящихся блюд. Юность была вечно голодной. Понимая, что, скорее всего, ему пока рассчитывать можно разве что на сухой лаваш да чай из чабреца, он нехотя поднялся.
Приподняв дырявый и сотню раз залатанный полог шатра, бывший определенно старше его самого, Арсен вышел наружу.
Да, такого большого собрания родственников он еще не видел ни разу. Конечно, глубокой осенью, когда выпадал первый, еще неуверенный снег, более дружественные семьи собирались зимовать там, где зимовали поколениями. И древние окраинные кварталы Еревана, Гюмри, Ахалкалаки становились многолюдными. Грязноватые улочки с покосившимися домиками наполнялись арбами, бродящими туда-сюда ослами и бегающими с непрекращающимся лаем сворами собак. И еще было много детей.
Дети всех возрастов, от только-только научившихся ходить до вот-вот готовящихся к замужней жизни, были везде. И старшее поколение в лице того же дедушки Вазгена находило в этом свое главное счастье.
Малыши по мере сил помогали по хозяйству, более взрослые уже ходили вдоль берегов окрестных рек и озер, заготавливая сырье для промысла и топливо для очагов. Очаги топили чем попало, но в основном валежником, хворостом и кизяком. Все это и собиралось по полям, где паслись стада, принадлежавшие армянам. Конечно, весь основной кизяк сами армяне и собирали, поэтому сверстникам Арсена приходилось иногда в прямом смысле рыть носом землю. А еще всегда был риск столкнуться с задиристыми армянскими детьми. И хотя родители Арсена втолковывали ему, что все боша такие же армяне, даже больше, но все прекрасно видели, что это не так. Никто из армян не бродил по полгода и не жил в шатрах, изготавливая корзины и сита, а потом продавая их по округе. Не занимались армянские женщины попрошайничеством. Да, боша ходили в рванине и каждый второй был босым. Но не было среди армян такого единения, дружбы и взаимопомощи. Среди боша невозможно было представить, чтобы кто-то что-то украл у соседа даже в час страшной нужды, зато все всегда помогали друг другу.
Зимой всегда было тяжелее. Во-первых, еды становилось меньше. По осени все от мала до велика направлялись в рощи – собирать дикорастущие орехи и ягоды. Их бережно хранили до весны, когда потребность в растительной пище была особенно высока. Заработанные за теплое время года скудные деньги быстро таяли, сколько их ни пытались экономить.
