1741 год
– Ну что, чертяка, давно баклушничаешь? – жизнерадостно спросил Афанасий и присел на корточки возле закованного в серебряные колодки пленника.
Див поднял на него мутные покрасневшие глаза.
– Вижу, что давно. Недели две, не меньше?
Черт издал нечленораздельный звук, то ли что-то сказал, то ли просто застонал.
– И что же, не берет никто? – с показным сочувствием спросил Афанасий и рассмеялся. Чертяка выглядел на редкость жалко.
– Не… больно… и хотелось… – с трудом шевеля иссохшими губами, прошептал див.
– Ой, правда, что ли? – Афанасий развеселился еще больше. – Так и думаешь подохнуть тут, запертый в колодки, на цепи и с распухшей от серебра шеей?
– Поди, не подохну, – выдохнул чертяка.
– А нет, дружок, вот тут-то ты и не прав. Подохнешь. Закон Божий неумолим для всякой твари. Думаешь, я не видал таких, как ты? Не первый ты чертяка, что подыхает в колодках. Серебро проест твои кости. И оно же не даст твоему телу распасться. Так и будешь торчать здесь, сморщенный и иссохший. Противное зрелище. Бр-р-р…
Черт промолчал.
Афанасий протянул руку и провел по его длинным спутанным волосам, убирая их с глаз.
– Как зовут тебя, чертяка?
Черт помедлил, но все-таки произнес:
– Владимир.
– Вот и славно. А я – Афанасий. А что, Владимир, пойдешь ко мне на службу?
Чертяка попробовал приподнять голову, отчего кровь в глубоких ранах зашипела. Он снова замер и, глядя в пол, ответил:
– Можно подумать… у меня есть выбор.
– Выбора у тебя, конечно, нет, – Афанасий заговорщически подмигнул, – но мне бы хотелось, чтобы решение принял ты сам. Человек я не злобный, веселый. Нраву легкого. Бить буду больно, наказывать жестоко. Но только за дело. Если баловать не будешь, то и наказывать не стану. А если будешь стараться и за службу радеть, могу и наградить.
– Мне… не нужны… ваши награды… – прохрипел черт.
– А вот это ты брось, – Афанасий снова рассмеялся, – я вашу породу отлично знаю. Всякий черт любит и пожрать сладко, и поспать в тепле. Ну что же, чертяка Владимир, – он поднялся на ноги, – поступим с тобой так. Я сейчас найду твоего хозяина и получу на тебя владение. А после отправимся домой, и я расскажу, как мы будем с тобой жить и работать. Одобряешь? По затылку вижу, что одобряешь.
И Афанасий направился искать колдуна.
– А вы еще раз подумайте, Афанасий Васильевич, из человеколюбия вас прошу, – предостерег безусый тщедушный колдунишка. Начальство, пользуясь неосведомленностью новичка, всучило ему во владение строптивого черта, с которым недавний школяр точно не мог справиться. – Этот чертяка ленив и глуп.
– Так-таки и глуп?
Когда с черта сняли колодки, он упал на пол, да так и остался лежать там без движения. Похоже, потерял сознание.
– Очень глуп. Однажды умудрился надеть на меня портки наизнанку. Я спросонья и не заметил, пришел на службу. А камзол короткий. Вот сраму-то было… А как-то раз ошпарил меня кипятком.
– Даже так? – заинтересовался Афанасий.
– Да я, знаете ли, хоть это и выходит в копеечку, люблю почаевничать. Так этот чурбан подал мне полную чашку с пылу с жару и вроде ушел за баранками. Я еще и глотка сделать не успел, а он неожиданно появился рядом и как гаркнет прямо в ухо: «Разрешите доложить!» У меня рука и дернулась. И порка ему не помогает, и колодки, и серебро глотать его заставлял, все нутро выжгло, а ума не прибавилось.
– Что же вы, любезный Яков Арсеньевич, считаете, что черт, бывший фамильяром, может оказаться таким дураком?
– А этот черт был фамильяром? – удивленно вопросил колдун.
– И не каким-нибудь, а княжеским. Неужели вы не удосужились ознакомиться с бумагами?
Вчерашний школяр заметно смутился.
– Да где бы я успел, я ж только на службу заступил, а этот дурень мне в первый же день и достался. Личным указом его сиятельства. Два месяца с ним промаялся…
