– Посади птичку в клетку… – прошептало черное пятно, блеснуло желтыми щелями прищуренных глаз и заурчало по кошачьи.
Рита проснулась от вибрации и открыла глаза.
В комнате было светло, солнечные лучи отсвечивали в глянце настенного календаря с изображениями мифологических фигур вечного мрака Эреба и ночной темноты Нюкты; рамка была установлена на дате 21 мая 2010 года. Круглые настенные часы в виде большого желтого смайлика показывали восемь часов. Воздух в уютной спаленке вибрировал от шелеста и трепыхания – в шторах запуталась маленькая птичка; устав, она уцепилась лапками за кружева тюля и затихла.
«Ярко-оранжевый шарик с хвостиком… не воробей и не синица, – сонно подумала девушка. – Ах, это же канарейка! Экзотичная домоседка, рожденная жить и умереть в клетке, улетела от хозяев…»
Рита тихонечко поднялась, стараясь не спугнуть беглянку, но не заметила, как одеяло поползло и с тихим шорохом свалилось на пол. Птичка перелетела на туалетный столик и спряталась между флаконами и упаковками лекарств.
– Теперь будешь жить со мной. Споешь мне о Канарских островах… как-нибудь потом, да? – Рита закрыла форточку и занавесила окно. – Это чтобы ты с размаху не ударилась о стекло, – она затаила дыхание и неслышно подкралась к трюмо, продолжая разговаривать с канарейкой так тихо, что сама не слышала своих слов. – Не бойся, я просто хочу рассмотреть тебя, оранжевое чудо.
Птичка забила крыльями, взлетела к окну и увязла в тюлевой преграде.
– Прелестно, вот и повиси пока там, – Рита одела белый фланелевый халат, сунула ноги в пушистые тапочки и подошла к круглому зеркалу, чтобы осмотреть аллергическое пятно на левой щеке.
«Кажется, покраснение стало бледнее, – она открыла тюбик, нанесла на кожу гормональную мазь и нахмурилась. – Не стоит обманываться, все также плохо, как и вчера».
В комнате раздалось требовательное кошачье завывание.
– Маня, что? Тоже хочешь, чтобы я посадила птичку в клетку? – не оборачиваясь, спросила Рита. – К чему этот ваш кошачий заговор?! Зачем два раза напоминать о том, что я, итак, собираюсь сделать? Да, да, я помню, волнистый попугай упорхнул в прошлом году, но клетка от него осталась и должна быть где-то в доме… скорее всего, в кладовке. Сейчас схожу.
Рита покончила с неприятной процедурой и спустилась по лестнице, соединяющей комнату с двумя этажами дома; кладовка находилась в основании башни, точно под спальней.
«Странно, что на двери нет замка, он тут всегда был… Ну и прекрасно, не придется спрашивать маму, где ключ».
Снизу вновь раздалось мяуканье – кошка Маня уселась между дверью и девушкой и напомнила о себе еще раз.
– Ищу клетку и кое-что еще, – коротко пояснила хозяйка. – Отойди, ты мне мешаешь.
Маня поднялась и отошла в сторону. Рита открыла дверь, щелкнула выключателем и бегло осмотрела тусклую комнатушку, заваленную хламом.
Войти было невозможно. Рядом с дверным проемом стояла обшарпанная тумбочка, тут же старые санки и лыжи, за ними мешки, коробки, банки; в глубине комнаты возвышался древний массивный сервант, рядом с ним стул, испачканный краской, на нем – деревянный ящик, похожий на домик с усеченной крышей.
«Ларец-теремок? Плохо видно, фонаря нет, и лезть в это царство пыли неохота…»
– Рита, доброе утро. Что ты ищешь? – сострадательный взгляд мамы напомнил об ужасной аллергической сыпи.
Проблемы с кожей лица возникали у дочери Улановых ежегодно и всегда на левой щеке. Врачи говорили о реакции на цветение, но вот уже третий день, как обычная весенняя неприятность превратилась в кошмар. Из-за канарейки Рита забыла надеть марлевую повязку и теперь прятала от мамы лицо, коротко рассказывая об оранжевой птичке.
