Демонология Сангомара. Удав и гадюка

Меж удавом и гадюкой битва страшна –

Бьются они за розу терна.

И вот из норы грустно смотрит гадюка,

Без зубьев она – не опаснее пичуги.

Зубья остались в шкуре удава,

Тот – жив, но зол и снедаем отравой!

Спустя 2 недели, Элегиар.

Очертания дворца Элегиара, еще неясные и зыбкие, неторопливо вырастали из лиловой утренней пелены. И чем отчетливее становились контуры, тем чаще билось сердце Юлиана. Наконец, солнце прорезало предрассветную мглу и из груди графа невольно вырвался вздох восхищения.

Дворец простирался в высоту на добрую сотню васо и состоял из трех громадных прямоугольных башен. Только в одной, левой и самой крупной, Юлиан насчитал двадцать окошек на этаже. Своей широкой частью башни смотрели на город под ними, как птица рух глядит сквозь небеса на снующих внизу людей. Дворец стоял наверху пологого холма, у реки Химей, где и родился Элегиар в 263 году. В былые времена этот город звался Гагатовым, за черную и рыхлую землю, дающую дивные урожаи. И уже потом, став негласной столицей магии, торговли и рабства, получил звучное и лиричное имя “Элегиар”, что в переводе означало “Дитя Элейгии”.

С вывешенными на шатровых шпилях дворца угольными флагами играл ветер, приносящий прохладу с севера. Массивные и крепкие стены из темно-серого камня украшали барельефы с изображением богов. И казалось, будто бы был этот дворец возведен этими же богами еще на заре мира. Любуясь могучей цитаделью в рассветных лучах солнца, Юлиан отметил про себя, что сравнение Вицеллием Элегиарского дворца с короной тут пришлось как нельзя кстати. Словно зубцы в монаршей тиаре, вверх, к небу, устремлялись три башни, украшенные, словно гагатовыми камнями, черными знаменами, а несколько уровней высоких стен вокруг города казались ободом.

По мере того, как город вырастал вокруг Королевского дворца, графа все больше охватывало чувство безмерного восхищения, и всё, что он видел, более напоминало прекрасный сон, чем реальность. Вот город раскинулся справа до самого края горизонта; и влево он устремился в бесконечную даль, где не было ему конца.

– О Ямес… – произнес Юлиан, и из его груди вырвался очередной восторженный вздох. – Я помню, как увидел Брасо-Дэнто в первый раз из спальни, и он показался мне бесконечным. А Молчаливый замок… – сам себе шептал граф. – Он тянулся к небу. Но…

– Вернись из прошлого и не смей произносить здесь имени Ямеса, Юлиан. – заметил серьезно Вицеллий.

– Но по сравнению с Элегиаром все, что я видел ранее – это просто каменные сараи, – с упоением договорил Юлиан.

Сзади послышались недовольные окрики – возничий повозки с фруктами негодующе смотрел на вставших посреди дороги путников, и те направили коней к невысокой ограде, отделявшей поля от широкого тракта, дабы не мешать движению.

Рабочий люд и торговцы разных мастей стекались в город полноводной рекой, и такой же поток направлялся в обратную сторону. Воздух дрожал от непрерывного рева мулов и ослов, щелчков кнутов и воплей погонщиков.

– Как же можно накормить такой город…

– Полкоролевства кормит Элегиар, а сам Элегиар – это королевство в королевстве, – ответил Вицеллий.

– На бумаге он представлялся не таким величественным.

Юлиан с улыбкой вспомнил обучение вместе с магистром Люмиком, старым летописцем Ноэля. Учитель Люмик всегда подпирал небо пальцем и деловито утверждал, что Элегиар – божественный город. И приводил в подтверждение сухие цифры: его размер, население, высоту башен, урожайность полей. А потом тыкал молодого графа носом в книгу и требовал все заучить. Заучить-то заучивалось, но великолепие города предстало перед глазами только сейчас, вживую.

– Юлиан… – в задумчивости произнес Вицеллий, вырвав того из воспоминаний.