Мы въехали в город под звуки утренней сирены. Патруль встретивший нас у седьмого района, молчаливо пропустил нас на перекрёстке. За угол завернула машина дезинфекции, значит, районы с первого по шестой очищены, ребята хорошо справляются. Ныла шея, я отсидела себе всё на свете – мы гнали без остановок восемь часов, никто не хотел спать.
– Это очень серьёзно, – отозвался Максвелл после долгого молчания.
– Я знаю.
– И абсолютно бездоказательно.
– Я знаю. Но я уверена в том, что видела, Иен.
В тот вечер Ньюман едва ли не выдавил меня с вышки, но через час я зашла туда снова – дежурный офицер ничего мне не сказал. Но я ничего больше не увидела, кроме мерно вздымающихся волн. Так обитаема ли Мертвая зона или это граница дырявая, как решето? Мне до боли в груди было жаль удалённое фото, я корила себя за то, что подчинилась и не взбунтовалась, но я была настолько шокирована, что не верила сама себе. Взглянуть ещё хотя бы разок…
– Ты прилепила камеры?
– Да.
– Значит, будем выжидать, – подытожил Иен. – Мы забили тревогу и донесли её до Стельман. Мы сделали всё от нас зависящее. В конце концов, это их проблема.
– Да, но последствия, как всегда, разгребать нам.
Мне не хотелось думать, что будет, если человек, облепленный с головы до ног взвесями океанской воды, вдруг окажется в Чистой зоне.
Машина прошла дезинфекцию ещё на блок-посту, но мы въехали на дополнительную уже на территории Подразделения. Шлюз открылся, выпуская нас, стерильных, как хирургические приборы, в депо. Рабочий день ещё не начался, в офисе не горел свет. Сдав костюмы в чистку, я переоделась в своё, принюхалась. Рубашка была несвежей и неприятно льнула к спине и подмышкам. Мне хотелось в душ и, возможно, если я приму снотворное в порядке исключения, я даже засну.
Максвелл даже не стал звать меня в кабинет, махнул только рукой, мол, иди уже домой. Спустившись на парковку, я нашла свою машину и, стукнув себя по лбу, поняла, что не взяла ключи. Вызову такси, до тошноты не хочется подниматься в офис, а рулить тем более. Набирая номер единой службы перевозок я краем глаза заметила, что на моём капоте исчезла вмятина. Я дотронулась до свежеокрашенного металла и вспомнила, что перед отъездом сказала Браунингу, где искать ключи. Хотелось набрать его и отчитать за самодеятельность, но я, трусливо поджав хвост, поспешила покинуть паркинг, чтобы случайно не столкнуться с ним в дверях. Я сбросила звонок в такси – решила пройтись пешком, добить свои усталые ноги и спину. Возможно, после этого мне не понадобится снотворное.
До дома было минут сорок неторопливым шагом, и я шла, стараясь разогнать смутные ощущения: подавленность, тревожность, взбудораженность. Организм снова издевался надо мной, не давая расслабиться: я всё ещё прокручивала в голове то ведро дерьма, которое вылил на меня майор, неприкрытые угрозы его помощника с лицом темнокожего Иисуса из клипа популярной певицы двадцатого века. Сухие строчки досье Дэмиана Браунинга. Блистающие бока моей машины, которую он отремонтировал. Я шла, глядя на проснувшийся город, на людей с тревожными взглядами, чьи лица всё ещё были скрыты под респираторами в ожидании новой волны, на простые коробки фасадов, где не было ни капли эстетики, одна лишь функциональность. Я шла, чувствуя, что с каждым шагом моё сердце ускоряется, а грудь распирает, словно внутри меня надувается шар, наполненный кровью. Что-то происходило внутри меня. Что-то, не поддающееся контролю и не имевшее названия. Но одно я знала точно, это странное ощущение каким-то образом связано с Браунингом.
Я проспала до самого вечера. И спала бы ещё, если бы меня не разбудил жалобный скулёж собаки за стенкой. Я узнала Хельгу. Наверное, мучается со своими лапами, бедолага. Я хотела выйти и постучаться к миссис Хэнли, спросить, всё ли в порядке, но передумала – вдруг старушка неверно поймёт меня и решит, что собака мне мешает. Лекарство у неё есть, я выписала его на месяц, наверное, оно ещё не подействовало. Мельком я взглянула на часы. Половина восьмого вечера. Кажется, я сбила режим.
