23 июня, день.
Андрей Комаров
– Андрей… что делать? – Настя смотрела на меня так, что мне стало немного не по себе. Черт возьми, я же всего лишь пятнадцатилетний подросток! Она не младше меня! И какого черта вы все от меня хотите?! Я вам что, вождь всех народов?! Ну откуда, откуда я знаю – что делать?!
– Она ходит за девчонками и… смотрит! Смотрит! И облизывается! – Голос Насти сорвался. – Облизывается, как на пирожное! Что делать-то?!
Мне стало так нехорошо, так мерзко, что я едва не застонал. Ну почему, почему я должен решить ЭТО?!
– А что ты предлагаешь? – выдавил из себя после долгого молчания. – Есть варианты? Если есть – сообщи мне о них, пожалуйста.
Молчит. Не дура ты, Настя! Совсем не дура!
– Никаких вариантов…
Голос Лены, как всегда, спокоен до ненормальности. После того как ее изнасиловали, избили, сделали рабыней, – в ней что-то изменилось.
Настя мне так сказала. Лена была домашней девочкой в замечательной семье интеллигентов – преподавателя истории и учительницы русского языка и литературы. Она даже раздеться стеснялась в присутствии чужих людей, даже девчонок! А теперь… теперь я не знаю, кто она.
Нет, так-то знаю, что это Лена Самохина, что ей почти шестнадцать лет, что ее звали Дюймовочкой за малый рост и красоту. (Ох и красивая же! Это что-то потрясающее!)
Знаю все, что мне нужно знать. Все, что я у нее спросил. Вернее, о чем осмелился спросить. Уверен, спроси я о подробностях того «случая», когда они с Настей попались группе из десятка кавказских парней, – она бы мне рассказала абсолютно все. Даже об ЭТОМ. Но я не хочу ЭТОГО знать. И вообще собираюсь о той беде говорить как можно меньше. Слава богу, пока нет никаких признаков, что Настя и Лена после изнасилования залетели.
– Хорошо, – пожал плечами я, не желая брать на себя ответственность. – Лена, а что бы ты сделала на моем месте?
– Ты хочешь скинуть с себя ответственность? – Голос Лены был спокоен, как обычно, но мне показалось – это не голос, а острая иголка, и воткнула она мне ее прямо под дых. – Ладно. Тогда я скажу. Ее нужно убить. Иначе всем конец. Пока она ходит медленно, потом будет ходить быстрее и от нее уже не уйти. Запереть ее в комнате навсегда, кормить и ухаживать за ней? Кто это будет делать? Да и зачем? У нас на руках толпа девчонок, так и не вышедших из состояния безумия. Они едва соображают, когда им приказываешь что-то делать. И мутанта нам не надо.
– Андрюх… давай я это сделаю! – Голос Митьки был хриплым. Мой друг едва цедил слова, и было видно, что даются они ему с трудом. – Только похоронить надо по-человечески, она ведь ни в чем не виновата.
– Все мы ни в чем не виноваты! – резко бросил Мишка, фактический хозяин дома, в котором мы сейчас сидим. Бывший мажор, а теперь просто хороший парнишка, незлобивый и дельный. И отличный боец – и стрелок, и рукопашник. Ушуист, однако, не хухры-мухры!
– Никто ни в чем не виноват! – продолжил Мишка. – Но она теперь одна из нас! И мы должны ее похоронить. Только не дома. Не будем устраивать тут кладбище. Похороним на горе, над Волгой. Там будет кладбище для наших. Боюсь, что их будет гораздо больше…
– Жребий? – предложила Настя.
– Нет! – Я встал и положил руку на кобуру с пистолетом. – Если я ваш командир, значит, и ответственность нести мне. Митя, Миша – лопаты в машину. Берете оружие, боеприпасы – как на серьезную вылазку. Да в принципе все вылазки у нас серьезные! Так что без запаса боеприпасов не выходим. Вообще, ребята, привыкните, какая бы ни была жара, выходим только полностью одетые – разгрузки, комбезы и полный боекомплект. Увижу, что кто-то вышел за ворота раздетым, набью морду. Даже девчонкам!
