Пролетела неделя. Сначала она
ползла как черепаха, потом шла пешком и,
наконец, припустилась бегом. Как это было?
Сначала Сомова призвала меня не
разыгрывать из себя вселенскую скорбь, типа
с Андреем у нас, практически, еще ничего и
не началось, конфетно-цветочный период. Лучше
демонстрировать окружающим, Калугину и себе (в первую
очередь), что остаюсь женщиной,
причем несломленной ударом судьбы. Мысль в
душу запала, но разве удержишь в себе боль
души и страдания сердца? Даже Зимовский и
тот, с довольной физиономией,
поинтересовался - все ли у меня в
порядке. Конечно же, нет - оставаясь
наедине с собой, продолжала рыдать, переживать о
расставании и изредка показываться на людях,
вызывая любопытство сотрудников. Тем
более что Калугин меня все равно
игнорировал и смотрел как на пустое место. И еще
один здравый совет, который я услышала тем
же вечером от Анюты и который сразу
бросилась реализовывать - плюнуть на Калугу и
погрузиться по уши в редакционные дела,
лучше до изнеможения.
Всю ночь составляла новые рабочие планы, а
утром бодро заявилась в «МЖ»,
зарядившись сама деловой энергией и с
желанием заряжать ею других. Будем менять
стиль и формат, будем менять все! На летучке,
на каждый довод против, у
меня находился контрдовод! Увы, главным
противником моих идей оказался
художественный редактор, и это заводило меня настаивать
на своем еще сильнее. Наша война
продолжалась и на следующий день, вовлекая
в орбиту все больше и больше людей,
разделяя женскую и мужскую половину
редакции.
А днем в четверг Егоров собрал
летучку и забраковал все, что наша команда успела
наработать! Не понравились ему ни заделы по
новому номеру, ни центральная статья. Я
была просто в шоке! На переделку было выделено
всего пять дней. Получилось, что мой
творческий порыв оказался слишком разрушительным
для итогового результата? Хотя, с другой
стороны, про придуманный мной новый формат,
все-таки, ничего плохого сказано не было. Поздно
вечером гуляя с Фионой, пыталась дозвониться до
Андрея, по работе конечно, но тон Калугина
был настолько напряжен и агрессивен,
что не удержалась, начала на него орать. В
результате получила от Сомовой выговор
- типа давлю на мужика, заставляя его психовать.
А как не давить, если он работать не
хочет?!
Причину такого поведения донжуана
обнаруживаю уже на следующий день,
проходя мимо кабинета художественного редактора,
где застаю воркующую парочку. Наглая
крыса, по фамилии Егорова, просит
Калугина поцеловать ее, и они делают это прямо на
моих глазах! Быстро же он утешился!
Предатель!
Ближе к вечеру отыгрываюсь по полной! Заметив,
что Калугин намеревается смыться с
работы, так и не закончив макеты,
спешу его перехватить. Андрей,
конечно, пытался оправдаться –
дескать, взял работу на дом и скинет
результат вечером на почту. Но в пикировке
со мной ему не выиграть - на
каждое оправдание, следовал мой ответ
его же собственными словами, когда
он обламывал меня в предыдущие дни,
но теперь его же слова обратились против
него самого!
Вечером уже собачимся с Анькой по
поводу ее личной жизни, которую
я, оказывается, разрушаю, отвлекая Сомову
на решение своих проблем! Так что
утром в субботу не
разговариваем с ней вообще. Правда,
когда Анька собирается и уходит на
радио, забывая ключи от квартиры, не вредничаю,
тороплюсь догнать подругу. Куда, там, когда
выскакиваю из подъезда, она уже садится в
такси и отъезжает. Попытка догнать
беглянку на моем «Рэйндж Ровере» дает неожиданный
результат - у Сомовой оказывается свидание!
И не с кем–нибудь, с Калугиным в кафе! Это что –
шашни за моей спиной, или тайный сговор?
О чем? Не знаю, чего они там обсуждали, но
обнимались весьма активно
Я, конечно, потом устроила подруге
разнос, но оказывается, не только я
ревную Андрея, но и он испытывает ко мне
совсем не чувство ненависти, а даже
наоборот, хотя к примирению и не
готов. Хоть маленький, но бальзам на мою
душу.
