Часть первая
Ведьмин танец
Серое марево зыбкой пеленой окутало пустую автостоянку. Белые разметочные линии на выщербленном асфальте выглядели потертыми, выцветшими, словно не обновлялись десятки лет. Ни одной машины, ни единой живой души, ни звука, ни движения. Только легкий ветерок несет вдоль бордюра обрывки белых пакетов, взметая их над засохшими газонами, словно клочья морской пены.
Кобылин медленно поднял взгляд, прищурился, пытаясь хоть что-то разобрать сквозь серую завесу, походившую на сизый туман. Там, впереди, у края парковки, из серости проступала темная громада торгового центра. Высокие ровные стены из стекла и бетона уходили вверх, теряясь в серой хмари. Огромные раздвижные двери из заляпанного стекла приоткрыты, и видно, что внутри ворочается тьма. Клубится, как черный снег в сувенирном шарике, оседает изнутри хлопьями на грязные стены из небьющегося стекла. Дышит. Живет.
Тронув шершавым языком обветренные губы, Кобылин сделал шаг к черному провалу в полупрозрачной стене. Казалось, на это ушел целый день. Двигаться было тяжело, нужно было преодолевать сопротивление серой хмари, а ноги отказывались повиноваться. Алексей чувствовал себя так, словно стоял на океанском дне и пытался протиснуться сквозь массу ледяной воды. Идти было тяжело. Но – необходимо.
Следующий шаг дался легче. Кобылин упрямо склонил голову, двинулся вперед, тараня невидимую стену, и начал продвигаться к черному провалу двери, ведущей в опустевший торговый центр.
Под ногами хрустело битое стекло, ветер швырял в лицо обрывки бумажной упаковки, но Кобылин упрямо продвигался вперед, зная, что если он остановится, то уже не тронется с места. Он даже умудрился поднять руку и выставить перед собой, закрывая лицо от серой хмари, на лету превращавшейся во вполне ощутимые хлопья жирной гари.
Когда до черного провала оставался десяток метров, Алексей ощутил, как ему в лицо ударил холодный поток воздуха. От неожиданности охотник отшатнулся и чуть не упал. Покачиваясь на пятках, он попытался сохранить хрупкое равновесие и чудом удержался на ногах.
Тяжело дыша, словно только пробежал марафонскую дистанцию, Кобылин замер. В тот же миг давление утихло, невидимый барьер исчез, и ветер, набиравший силу, вдруг сгинул без следа, осыпав замершего охотника сухими листьями и пылью.
Темная громада торгового центра нависала над Кобылиным безмолвной скалой. Безжизненная, серая, притихшая, угрожающе молчаливая. В абсолютной тишине Алексей стоял напротив черного провала, ведущего в недра мертвого здания. Серая хмарь сгущалась на глазах, превращаясь в липкие хлопья и нити, сыплющиеся из бездонных свинцовых туч.
Кобылин поднял руку, смахнул с лица липкую дрянь и внезапно понял, что это паутина. Серая липкая паутина, заполонившая всю огромную площадь, облепившая стены и асфальт, затянувшая стекла и плавающая в воздухе дымными клочьями.
Кобылин сглотнул, потянулся к поясу, но вспотевшая ладонь ухватила только широкий ремень. Пистолета не было. Не было ножа. И за спиной, в петлях для дробовика, была лишь пустота.
Темнота внутри здания всколыхнулась, вздохнула, как огромный зверь, и медленно тронулась к выходу. Чернильные потоки хлынули из распахнутых створок, растекаясь по асфальту черными лужами, в проеме дверей заворочалось что-то темное, холодное, неживое.
Стиснув зубы, Кобылин сжал кулаки и шагнул вперед, чувствуя, как от ярости ноют виски. Вскинув безоружные руки, охотник рванулся вперед, в самое сердце тьмы. В последний момент оскалился диким зверем, вскрикнул…
И проснулся.
* * *
Кобылин лежал на спине. Обнаженный, на мокрых от пота простынях, он до боли сжимал кулаки. Сердце отчаянно билось в груди, а застывший неживой взгляд был устремлен в белоснежный потолок, рассеченный надвое солнечным лучом.
