Пять лет назад. Клиника LesAlpes. Швейцария.
Я умирала.
Каждую мышцу, каждый сустав мучительно скручивало, заставляя меня до онемения пальцев сжимать края ночной рубашки, насквозь пропитанной холодным потом. Нескончаемая боль держала меня в тисках, словно мне кололи ее внутривенно, и она расползалась ядовитой змеей, отравляя каждую клетку моего измученного тела. Она питалась моими страданиями, и мне хотелось вспороть себе грудь, чтобы вытащить наружу и обезглавить мерзкую тварь, безжалостно сводившую меня с ума.
Я потерялась в днях. Сколько я здесь? Неделю? Месяц?
Еще минуту назад я истерически рыдала. А сейчас я терпеливо лежала на кровати, слизывая языком засохшие дорожки слез, и даже не пыталась уклониться от солнечного луча, пробивающегося сквозь прозрачный тюль и болезненно вонзающегося в мой воспаленный зрачок. Во рту пересохло, а в глотку будто насыпали битого стекла.
Пить. Мне безумно хотелось пить.
С трудом поднявшись с кровати, я на подрагивающих ногах подошла к тумбе, на которой так маняще стоял графин с прохладной водой. Не удосужившись взять стакан, я поднесла стеклянную емкость к губам и сделала несколько жадных глотков. Чувство облегчения не пришло, и я, прикрыв глаза, вылила остатки воды себе на голову. Освежающие струи поползли по лицу и, скрывшись за воротом рубашки, извилисто потекли по спине и груди, опадая мелкими каплями на холодный пол. Мне стало жарко и, приложив руку ко лбу, я ощутила на обжигающе горячей коже ледяное прикосновение влажной ладони.
Я судорожно дышала, и очередной вздох застрял в горле вязким комом. Они снова были здесь. Темные, двигающиеся в жутком танце тени появлялись лишь в моменты полного отчаяния и преследовали меня до самого конца. Они насыщали мой распалённый мозг суицидальными мыслями, и я всячески пыталась не дать им себя уничтожить.
– Вы не существуете, – еле слышно шептала я, нервно расхаживая из стороны в сторону. – Не существуете. Это все нереально.
Пытаясь унять чувство тревоги, я не могла найти себе место и дрожащими руками непрерывно блуждала вдоль собственного тела. Остервенело растягивала ворот рубашки, теребила пуговицы и грызла ногти, иногда до боли прикусывая огрубевшую кожу пальцев.
В фокус моего зрения попало висевшее над комодом овальное зеркало в деревянной раме. Я подошла к нему и, склонив голову вбок, тщательно принялась рассматривать собственное отражение. Глубокие глазницы на худом лице напоминали бездонные кратеры, выжженные безжизненной пустыней. А злая усмешка, резко появившаяся на потрескавшихся губах, исказила до неузнаваемости знакомые черты в прошлом красивого лица.
Этой девушкой с тусклым взглядом, спутанными волосами и жутко выпирающими ключицами не могла быть я. Кончиками пальцев я неверяще дотронулась до бледной впалой щеки и провела вдоль режущей скулы, отмечая болезненно-серый цвет лица. Острые края поломанных ногтей неприятно оцарапали кожу.
Они бросили меня. Оставили здесь совсем одну.
Голодная мерзкая тварь свернулась плотным кольцом в грудной клетке и, широко разинув пасть, требовала ужин. Мутный коктейль, напоминающий грязную лужу из боли, одиночества и гнева запузырился и, отдаваясь клокочущими звуками где-то в глотке, в сбивающемся ритме вырвался наружу.
Я закричала.
Мой раздирающий душу вопль разрезал пространство комнаты и, отскочив от стен, вместе с кулаком врезался в зеркало. Острая боль пронзила всю мою правую руку, а холодный глянец растрескался и, исказив уродливую картинку, осыпался кривыми треугольниками. Зловещий ритм теней был остановлен, и они, забившись в угол, не смели больше продолжать свою леденящую душу пляску.
Дверь резко распахнулась, и двое мужчин в синих медицинских костюмах вошли ко мне в комнату. Беглым взглядом оценив обстановку, один из них сделал осторожный шаг ко мне.
