О боге из цитадели, что притаилась среди неприступных гор Меарра, говорили всякое.
И будто многие лета назад, когда в результате почвотрясения истончилась грань между Эрой – миром людей и Подэрой – миром богов, он с еще шестерыми соплеменниками прорвался сюда через образовавшуюся прореху.
И будто старик из ближайшей деревеньки, пасший в ту пору на сочно-зеленых меаррских склонах круторогих баранов и пугливых овец, слышал вой и стон, вырвавшийся из Подэры вслед беглецам.
И будто вой и стон эти казались криком тысяч глоток и плачем бесконечного числа сердец.
И будто, подбежав к краю ущелья, видел пастух в пространстве меж двумя мирами смрад и нечеловечный огонь Подэры, где богов стало так много, что они уже не находили места себе и друг другу и задыхались и пожирали друг друга, как мерзкие ночные ткачи, посаженные в один крохотный кувшин.
И будто, увидев, как прекрасен и пуст Меаррский дол по сравнению с кошмарами их прежнего мира, боги падали на колени и прикасались губами к зеленой, как драгоценный нефрит, траве.
И будто заметили они старика и одарили его Благословением, а за это он проводил их в долину и обучал человеческому языку.
И будто жили они целое лето среди людей, принимая от них дары и осеняя Благословением женщин и младенцев.
И будто, первым догадавшись, что эта земля слишком прекрасна, чтобы делиться ею с другими, бог из цитадели вероломно убил своих братьев в ночь, когда те легли спать.
И будто то было первое расчетливое убийство, которое знала Меаррская долина с момента своего существования.
И будто кровь их, нечеловечного цвета, обильно залила пол комнаты, и сквозь доски проросли цветы на этом месте.
И будто лишь один из шестерых, попавших под заклание, выжил, упав на колени перед убийцей и моля пощады.
И будто бог из цитадели, смилостивившись, разрешил тому навсегда покинуть горы Меарра и уйти искать себе пристанища в других краях, при этом запретив без особого на то приглашения возвращаться.
И будто люди, пребывая в ужасе от увиденного зрелища, пали на колени перед вероломным и жестоким богом, умоляя не лишать жизни и их.
И будто позволил он им жить, поработив тяжким трудом и повелев разбить в горах Меарра каменоломни, и таскать тяжелый камень, и строить цитадель, вышины и размаха которой не видели прежде в мире людей.
И будто создал он из молодых мужчин себе войско, тренированное и свирепое.
И будто боги Подэры, прогневавшись на Эру за то, что молча покорилась хранителю цитадели, выслали сюда своих чудовищ: каменношкурых виргов и зубастых оранов.
И будто с тех пор развязалась бесконечная война, в которой мирный народ вынужден биться бок о бок с жестоким богом из цитадели: он – потому что не желает пускать сюда кого-то еще, они – потому что лучше покориться одному убийце, чем испытывать гнет многих.
Но Кайлин не было дела до того, что творилось на другом краю Эры, и слухи о боге из цитадели совершенно не волновали ее.
– Кайлин! – кричала мачеха, для пущего удобства при беге подоткнув подол нарядного платья так, что виднелись крепкие загорелые ноги. – Кайлин, дрянная девчонка! Куда ты запропастилась? Отец уже два хода солнца ищет тебя!
Услышав ее пронзительный вопль в очередной раз, Кайлин поморщилась. Отец наверняка рассердился за отсутствие непутевой дочери и всыплет по первое число за то, что опять бросила сети на берегу прямо с уловом в них и сбежала. Не станет слушать, что от колючих плавников рыбы-стрелы у нее болят пальцы, а от монотонной работы на солнцепеке – голова. Не родись она девочкой – скорее всего, вообще убил бы, а так приходится ее терпеть. Женщины на Нершиже слишком ценятся, чтобы лишать их жизни. Даже тех, кто сам лишил жизни других.
