— Ночь, улица, фонарь… — мысли метались как безумные, и где-то в
их хаосе безнадёжно застряло продолжение стишка. — Эм… Ночь, улица…
ээ… — Направленный свет бил по глазам, приходилось щуриться, отчего
по щекам каждый раз устремлялись потоки слёз. — Э-э… фонарь,
аптека… — Выкрученные и крепко связанные за спиной руки не
позволяли ни смахнуть эти слёзы, ни почесать зудящий нос. — Аптека
и… и…
Мужик напротив не торопил. Ему, казалось, вообще нет до меня
дела — он просто залипал в телефоне, периодически похохатывая над
чем-то. И я понимала его спокойствие — инъекция уже растекалась по
конечностям манящей невесомостью. И если даже спустя всего пару
минут мои мысли разбегаются как потревоженные тараканы, то что
будет через полчасика, когда я окончательно превращусь в блаженно
хихикающую дуру? Так что всё правильно, спешить ему было некуда. И
я тоже это знала.
Наконец мужик, хрустя суставами, потянулся, и второй, тот, что
сидел чуть поодаль в кресле, глянул на часы.
— Надо начинать, пока не рубануло в аут.
Первый поднялся и с грохотом поставил на стол какой-то чемодан,
оглушительно отщёлкнул замки. Резкие звуки отражались в голове
вспышками, вызывая желание зажать уши, но я не могла даже этого.
Только вздрагивать и жмуриться. Впрочем, мужик не делал это
специально, просто слишком громко для меня сейчас было вообще всё —
от возни хомячка в клетке, до тиканья секундной стрелки будильника
и дыхания второго мужика в кресле.
Чемодан оказался прибором: монитор, набор датчиков на цветных
проводках, какие-то ремни. Смотреть на всё это было интуитивно
страшно, слишком уж навевало мысли о пытках, но неожиданно
любопытно — должно быть сказывалось действие амитала[1].
— Давай-ка, красотуля, я тебе ручки отпущу, — почти ласково
бормотал мужик, развязывая верёвку. — Затекли, небось? Вот то-то
же! Говорил же — не рыпайся, хуже будет. Так что второе золотое
тебе: ещё раз рыпнешься — ёбну. Но на это раз по-настоящему,
поняла? Давай сюда, — помог мне перевести руки вперёд и даже слегка
помассировал плечи. — Вот. Расслабься. Не будешь рыпаться, просто
поговорим. Только вот эту хрень про аптеку больше не надо, ясно? —
ухватил мой подбородок, заставляя смотреть ему в лицо. — Я
спрашиваю, ясно?
Я кивнула. Он кивнул в ответ.
— Вот то-то же. А начнёшь опять про аптеку — ёбну. Усеки́
уже.
Потом он возился, цепляя на меня датчики от чемодана: ремень на
грудь, на голову, прищепки на пальцы и щиколотки и даже на большие
пальцы ног. А я смотрела на подсохшую дорожку крови у сгиба локтя,
там, где мне пропороли иглой вену, когда я, отчаянно сопротивляясь
инъекции в первый раз, и пыталась вспомнить — второй раз кололи
сюда же или в другую руку? И не могла. Мозг лениво отказывался
напрягаться, проваливая мою реальность в беззаботную негу.
Захотелось вдруг поболтать и даже пошутить, но я пока ещё понимала,
где нахожусь и что происходит. И я бы даже попыталась снова завести
пластинку про аптеку… Но смысл? Если начнут бить или пытать — я
ведь всё равно не вынесу. Так что оставалось надеяться лишь на то,
что я не знаю ничего такого, что могло бы навредить Игнату.
— Парочка контрольных для разогрева, — деловито уселся мужик
перед пультом прибора и наконец-то опустил луч лампы в стол.
Темнота мазнула по векам прохладным бальзамом, я блаженно прикрыла
глаза. — Твоё имя Гончарова Зореслава Олеговна? Отвечать строго да
или нет.
Как мило, как знакомо! Только вместо плюсиков и минусов в
бумажной распечатке опросника — самый настоящий полиграф.
— Да.
— Тебе восемнадцать?
— Девятнадцать. У меня в августе…
— Только да или нет, — перебил мужик. — Твой день рождения
шестого августа?
— Да.
— Ты по национальности японка?
