Север.
— Температура воздуха ночью до минус восьми градусов. Местами
возможен снег. Ветер северный, три метра в секунду. А теперь
перейдём к другим новостям…
Вырубаю магнитолу, погружаясь в тишину.
Я битый час катаюсь по ночному городу в поисках каких-то знаков.
Хоть чего-то, что поможет понять, куда мне двигаться дальше.
Жизнь кажется бессмысленной. Может, это экзистенциальный кризис?
Или кризис среднего возраста? Или ещё какой кризис, их же целая
тьма на каждый год жизни…
Работа в органах откровенно разочаровывает. Последнее громкое
дело, которое я закрыл в начале лета, до сих пор не даёт покоя
местным писакам. Смерть криминального авторитета Бориса Мартынова
всколыхнула весь город.
У кого-то развязались руки, а кто-то лишился кормушки.
Мне прочили взлёт, но для меня это дело стало тупиковой точкой.
Чем-то, что показало, в каком осклизлом и гнилом мире мы живём. И
всех негодяев не переловить, не истребить.
До чёртиков заколебался бегать от репортёров и отказываться от
интервью. С пресс-центром, видите ли, не так интересно общаться.
Люди жаждут подробностей из первых уст. Однако мои уста останутся
плотно закрытыми. Я не хочу больше ковыряться в этой грязи.
Я всегда стоял за правду, мораль и совесть. Думал наивно, что
все мы в органах такие, иначе зачем вообще идти туда работать?
Но честные менты сейчас — это оксюморон? Обидно, бляха…
Оказалось, среди нас много оборотней, падких на звон монет. И я
до сих пор не могу доверять людям, на которых должен целиком и
полностью полагаться.
Это не так легко — развенчать то, на чём зиждилось твоё
существование, твоя вера в человечество. Признать, что нет ни
справедливости, ни морали, ни чести, и всё в этом мире покупается и
продаётся.
Особенно сложно это признать таким упоротым в правду идиотам,
как я.
Въезжаю на мост, освещенный редкими фонарями.
Дай мне какой-нибудь знак, Вселенная. Что-то, что подскажет
вектор движения. Я устал тыкаться наощупь в пустоте, как слепой
котёнок.
Фары вырывают из мрака силуэт. Женский, хрупкий. Ветер
безжалостно треплет рыжие волосы и тонкую курточку, надувая её за
спиной, как парашют. Безбашенная рыжеволосая ведьма стоит на самом
краю моста, за перилами. Смотрит вниз, согнувшись почти
пополам.
Проезжаю дальше метров на тридцать, останавливаюсь. Выхожу из
машины, стараясь не хлопать сильно дверью.
До органов я работал два года в МЧС, сразу после срочки. Видал
всяких. И что-то ещё осталось в голове.
Свист ветра заглушает мои шаги. Подкрадываюсь тихо, надеясь, что
сумасшедшая дамочка не повернётся в мою сторону. Может испугаться и
разжать руки. А руки-то там, господи… Я бы им не доверил вес тела,
даже такого миниатюрного.
Оказываюсь прямо за спиной девушки. Резкий выпад. Перехватываю
поперёк груди, подмышками, так, чтобы не выскользнула.
— Аа! Помогите! — Орёт, разрывая мои барабанные перепонки
фальцетом. — Спасите!
— Я спасаю, идиотка!
Рывком вытягиваю её за перила. Падаем вместе на асфальт.
Я — на спину, крейзи-ведьма — на меня, залепив затылком в
кадык.
Тут же отскакивает в сторону. Садится, обхватив колени руками и
затравленно смотрит исподлобья.
Молчим. Перекидываемся хмурыми, недовольными взглядами.
— Какого хрена?! Жить надоело?!
— Я не то... Это не… Я не хотела… — Поджимает губы на секунду, и
продолжает уже куда резче. — Езжайте вы, куда ехали.
— Чтобы вы опять на мост и вниз?
— Я не собиралась прыгать.
Смотрю в глаза её внимательно.
И правда, нет в них намерения на самовыпил. Я много видел разных
глаз, и у суицидников они потухшие, обречённые, мрачные. А у этой —
огнём горят. Жажда жизни бьёт через край.
Но какого чёрта тогда..?
Продолжаю экскурсию по лицу. Красавица, если коротко
резюмировать. Черты лица такие чёткие, благородные... Порода
видна.
