Перед самым рассветом Лупцов проснулся от холода. Он болезненно поежился, опустил ноги на пол и попытался поддеть носками тапочки. Форточка медленно, с отвратительным скрипом отворилась, и ледяной воздух уныло запел в щели под входной дверью. Несмотря на ранний час, с улицы доносилось многоголосое бормотанье, сигналили автомобили и изредка можно было разобрать отдельные выкрики: «Вова!», «…куда лезешь…», «…граждане…». Затем в подъезде уронили что-то большое, послышался звон разбитого стекла, и форточка в комнате с силой захлопнулась, отделив больного хозяина квартиры от уличного бедлама.
Держась за спинку, Лупцов поднялся с дивана и удивленно посмотрел на непонятно откуда взявшиеся вещи. Посреди комнаты стояло несколько разнокалиберных фибровых чемоданов и два огромных рюкзака.
Доковыляв до прихожей, Лупцов сорвал с вешалки пальто. Он слышал, что на лестничной площадке происходит нечто странное, будто все жители этажа одновременно принялись выносить из квартир мебель. Проходя мимо зеркала, Лупцов вздрогнул и отдуваясь подумал: «Что бы это все могло значить?» – оно было завешено белой простыней, как при покойнике.
В комнате опять распахнулась и захлопнулась форточка, впустив на несколько секунд уличный шум. Хозяин квартиры потрогал лоб, добрел до дивана и, улегшись, натянул на себя пальто. Затем он попытался вспомнить, что произошло накануне вечером, но сознание его почти моментально затянуло бессмысленной вереницей образов и видений.
Перед вторым пробуждением ему приснился дурацкий сон, будто на улице он встретился с Прогрессом – трехметровым лингамоподобным колоссом из нержавеющей стали, в жестяном смокинге и с гаечным ключом в руке. Изо рта у рукотворного голема торчала выхлопная труба, из которой валил густой сизый дым. Прогресс мигал глазами-лампочками, стучал ключом по жести и металлическим голосом канючил: «Ну, чего тебе изобрести? Хочешь пуленепробиваемую голову? А хочешь брипп? Адская смесь. Тебе понравится».
Сколько прошло времени между двумя пробуждениями, Лупцов не знал, а когда очнулся от собственного крика, первое, что он вспомнил, это свои имя и фамилию. Чувствовал Лупцов себя вполне отдохнувшим, и лишь странное чувство опустошенности напоминало ему о том, что в его жизни произошло нечто неординарное.
На улице было светло, но воздух за окном походил скорее на зеленую прудовую воду. Сквозь пыльную тюлевую штору Лупцов увидел двор со сквером, похожие на большой, опустевший аквариум, и небо какого-то неестественного нефритового оттенка. Правда, эта странная метаморфоза не вызвала в его душе ни паники, ни сколько-нибудь серьезного интереса. Он лишь констатировал, что за пределами квартиры воздух каким-то образом сгустился, вспомнил сон, чертыхнулся и довольно резко поднялся с дивана. Гораздо больше Лупцова расстроило то, что во всей квартире было отключено электричество. Он несколько раз щелкнул выключателем в ванной комнате, в полумраке смочил лицо водой и пошел ставить чайник.
Тыкая зажженной спичкой в конфорку, Лупцов вспомнил, что сегодня суббота, а значит, не надо идти на службу. Когда огонь от спички добрался до пальцев, Лупцов бросил ее и зажег новую. Но газ не загорался. Лупцов по очереди покрутил все вентили, затем сел на табуретку и вслух сказал:
– Вот тебе и прогресс. Сон в руку.
Недоумевая, Лупцов подошел к окну. Небо действительно было каменисто-зеленым, в мелкий перистый рубчик и напоминало отшлифованный спил какого-то минерала. В противоположность ему белесое солнце выглядело круглым отверстием, дыркой, в которую вливался привычный дневной свет. Оно не слепило и не грело, но странным образом успокаивало, ослабляя тягостное впечатление от небесной тверди.
