Любовь. Как часто мы думаем о любви? Впервые о ее значении задумываешься еще будучи ребенком: погружаясь в полный загадок мир, ты воспитываешь в себе любопытство, оно и заставляет тебя однажды спросить: «Мама, что такое любовь?» – и навсегда запомнить: «Это желание заботиться о ком-либо». Но вот ты становишься старше – учишься анализировать, размышляешь об истинном значении любви, желаешь любви.
Редко такие размышления приходят к какому-то однозначному ответу. Точнее, никогда. Это заставляет перейти на высший уровень рефлексии и задаться новым вопросом: существует ли она вообще, эта любовь?
Любовь – какое громкое слово… Может наши предки всего лишь искали оправдание своим инстинктам, отвергая элементарные понятия в поисках философского камня? Они так же просты были и в легендах: после громкого события о «легенде» начинали кричать буквально повсюду, и с каждым криком событие приобретала все больше подробностей, и не всегда правдивых. Из-за огромного их кома спустя много лет сам факт события мы ставим под сомнение.
Те же сомнения рождает идея любви, которая изначально была бесформенной дымкой. Ее ни во что не ставили, безжалостно обесценивали тысячелетиями, пока барды не стали слагать о ней баллады, а поэты – воспевать в стихе. Любовь стала тем самым философским камнем. И по сей день мы повторяем слова классиков в пьесах, фильмах, книгах, делимся громкими легендами о поиске себя и под малейшим предлогом кричим: «Это любовь!» Но можно ли судить о первозданном состоянии любви? Той ее форме, ради которой живут и умирают, к которой сводится все наше существование?
Ева не была из «долго размышляющих о любви». Она не искала трудностей в и без того сложном мире, но что до любви… Ева любила друзей, своего ежа и жизнь в целом, а сейчас, шагая по любимому пасмурному городу, она была безумно влюблена в свои новые белые кеды.
– Когда я стану известной поэтессой, – заявила она под громкий смех подруги, – мои цитаты будут писать на стенах и бить с ними тату.
– Скорее меня изберут в президенты, и я запрещу делать тату всем и каждому.
– Подожди-подожди, – Ева остановилась, обиженная тем, что ее перебили. – Если этого не случится, то я обстригу каре, перекрашусь в черный и буду ходить в траурной вуали. Всегда! – она задрала голову, придавая тем самым значимости сказанному, но подруга в ответ лишь снова рассмеялась.
– Ты о моем президентстве? Оно случится! Боже, поверить не могу, что лучшая подруга не верит в меня, подожди-подожди… – Катя (а именно так звали лучшую подругу Евы) лишь громче засмеялась.
Город хмурился в вечерней прохладе, осматривал торопливых прохожих из-под бровей-крылец. Небо заволокло низкими тучами, и они, казалось, давили на плечи. Двух студенток это не особо смущало. Девушки все шли по Невскому, громко смеялись и шутили, поедая мороженое, пока прохожие, предчувствуя надвигающуюся грозу, старались поскорее убраться с улицы. На широком шоссе образовалась пробка из множества машин. Люди нетерпеливо давили на клаксон и вызывали боль в ушах, изредка продвигаясь вперед на победные пару сантиметров. Тот самый случай, когда пешком быстрее, чем на машине. Туристы и гости города вели себя довольно шумно, слонялись повсюду с фотоаппаратами и в странных панамах, но шум в Петербурге – привычное дело. Культурная столица… Из культурных тут только блаженные старички, вольные поэты да безработные выпускники факультетов искусств.
Катя познакомилась со своей будущей подругой лет десять назад, когда та потерялась в зоопарке – Ева влезла на его территорию, не заплатив за билет (в большой шапке летом она выглядела очень смешно). Крепкая дружба так и находит кого связать своими узами: ищет противоположности и сплетает жизни, судьбы, души этих людей. И остается наблюдать, как маленькая Ева ворует кошелек, чтобы купить сладкого на прогулку, а Катя втайне от мамы прячет по карманам бутерброды для Евы.
