На основе воспоминаний Якоба Деринга
Срочная двухлетняя служба мне выпала в Могилёвском артиллерийском полку, передислоцированном в столицу солнечной Туркмении в первые годы после Великой Отечественной Войны. Войсковая часть под №02855 располагалась в микрорайоне Киши на окраине города Ашхабада.
Наш дивизион из сорока-пятидесяти человек имел статус прикомандированного к артполку, имел свою казарму в дальнем углу военного городка и отдельные боксы для ракетно-артиллерийских установок, считавшихся в те года секретными. На вооружении девять боевых машин, и восемнадцать отстаивались в боксах на НЗ. Другим однополчанам вход на «нашу территорию» был запрещён. Дедовщины как таковой в полку не было, порядок в те времена был установлен обычный для вооружённых сил. Чем больше солдат отслужил, тем меньше к нему притязаний по поводу обеспечения жизнедеятельности части.
В середине января 1975 года четверо человек нашего дивизиона, а именно я, Виктор Недосекин и Анатолий Родионов под командованием старшего лейтенанта Рената Муртазина были командированы в город Киев за БРДМ-1, находившейся на переоснащении электронных систем и узлов. Учебно-тренировочная машина служила основным тренажёром для обучения солдат применению противотанковых управляемых ракет, и была отправлена на доработку ещё до нашего появления в воинской части. Переоснащалась она на заводе года полтора, так случилось…
И вот, самолётом из Ашхабада приземляемся на аэродроме города Киева. В полной экипировке, с автоматами, на руках пара цинков с патронами. У трапа уже встречает нас представитель киевской комендатуры и на бортовой шишиге отвозит в казарму, где размещали приезжавших за техникой солдат срочной службы. Выделили нам отдельную комнату, Муртазин жил в городе в гостинице.
Следующим днём заявляемся на завод по ремонту военной техники, там сообщают, машину выдадут через три дня. А нам только радость от таких новостей. Муртазин ежедневно выписывал увольнительные, мы гуляли по городу. Знакомились с девчонками, ходили с ними в кино, в кафе, гуляли по Крещатику, спускались смотреть метро, попивали даже винцо. Старлей не запрещал, но с негласным условием – чтобы в меру, и чтобы зрачок не мутился!
Подошёл срок получать машину, Муртазин подзывает: «Якоб, надо сделать так, чтобы мы ещё на неделю задержались!» Надо – значит, надо, товарищ комантир! Я в моторе что-то подкрутил, а старлей Муртазин, головастый в этих делах специалист, электронику из строя вывел – дополнительной недели, в общем, добились.
День на пятый от приезда у нас закончились финансы. Прогуляли-истратили, а на носу два дня рождения. У Толика 20-го января, вскоре и мой – 25-го января. Исполнялось нам по двадцать лет, денег и до этого много не было, надо понимать, а теперь и вовсе нет. И взять неоткуда.
Отрадно, что с Толиком нашим безденежно пропасть не получалось. Толик Родионов был москвичом, притом при всём, мама его – начальник почты, отец – директор какого-то знаменитого ресторана. Служил Толик честно, перед сослуживцами не задавался, не мажорил, но в таких обстоятельствах пришлось отбивать телеграмму. Родители, люди понятливые, не жмутся. Получаем перевод, отмечаем его день рождения, гуляем сладостно.
Достаточно весело отгуляв неделю, настал день окончательной приёмки машины. Получаем технику, сухой паёк выбиваем на неделю вперёд. На обратную дорогу Толику присылают ещё один перевод. К консервам из сухпая закупаемся на рынке хлебушком и разными овощами.
Машину грузим на железнодорожную платформу, сами занимаем соседний товарный вагон. Пульман казался небольшой, но мы делили его ещё пополам. Навешали плащ-палаток, соорудили нехитрую лежанку для командира и два настила для солдат, так как каждый из нас поочерёдно должен был нести охранение машины на платформе.
