Моё рождение было сумбурным и неоднозначным.
Северный ветер ревел за окном.
В ночном мраке виднелись слабые огоньки далёких домов. Дым, просачиваясь сквозь каменные трубы, смешивался с морозной серой мглой.
Худощавый юноша в панике метался по маленькой, пыльной комнате, едва освещаемой несколькими восковыми свечами, крепко сцепив руки в замок, глядя на тёмный прямоугольник окна, за которым виднелся далёкий хвойный лес, укрытый снежным покрывалом. Макушки деревьев, не выдерживая давления, гнулись под его натиском, надламывались и с грохотом падали на замершую землю.
– Чёрт, – выругался юноша, шумно выдохнув и схватившись за голову, сминая тонкими пальцами копну золотистых волос.
– Всё хорошо, Арне, не беспокойся, – сквозь зубы, почти шепотом, проговорила девушка, стараясь успокоить возлюбленного.
– Ничего не в порядке, Элиза, я послал за повитухой почти два часа назад, – голос Арне дрожал, карие глаза постепенно наполнялись слезами, в горле рос болезненный ком, сдавливающий гортань. – Мне страшно, мне действительно ужасно страшно.
Элиза слабо улыбнулась, стараясь сдержать истошный крик, что доносился из каждого уголка её разума. Воспаленное, измученное лицо, с прилипшей прядью ко лбу, молило о помощи. Резко вскрикнув, она выгнулась, схватилась за бортики деревянной кровати потными руками и что было сил закричала.
Через час её руки вспухли, побагровели от испытываемого напряжения. Элиза больше не находила в себе сил улыбаться.
Каштановые волосы спутались. Редкие пряди прилипли к раскрасневшемуся овальному лицу. Тонкие губы едва заметно дрожали, а потрёпанный шемиз, пропитавшись потом, прилегал к телу, очерчивая хрупкий женский силуэт.
– Ты справишься, милая, всё будет хорошо, – шептал на ухо Арне, трясущимися руками протирая лоб супруги смоченным в холодной воде льняным полотенцем.
Напряжение росло. В очередной раз сжав руки до появления белёсых пятен, Элиза закричала, словно дикий зверь, попавший в капкан, широко расставив ноги и прерывисто дыша.
Спустя долгие шесть часов на свет появилась маленькая, хрупкая, громко кричащая, измазанная кровью светловолосая девочка. Арне быстро перерезал пуповину металлическими ножницами, и девушка, облегченно вздохнув, провалилась в долгий сон.
Act II: La punizione di dio
Его голос дрожал от каждого неверно произнесённого стиха, от каждого неверно спетого слога.
– Молитва – это порыв сердца, это зов, обращённый к Богу, и более нет радости, чем посвятить свою жизнь служению свету.
Его голос дрожал от каждого удара кнута, вырисовывающего бордовую паутину на молочной коже.
– Бог есть свет, Бог есть основа.
Его голос дрожал от недостатка воздуха в лёгких, готовых взорваться, от кома в горле, сдавливающего гортань, и слёз, мутной пеленой застилавших блестящие золотые глаза. В мокрых от пота ладонях, юноша крепко сжимал серебряный крест. Деревянные бусы, на которых он висел, обвивали кисти. Шероховатые и неровные, они впивались в кожу, оставляя мелкие занозы.
– На сегодня достаточно, Габриэль, – раздражающий голос взрывался сотней сводящих с ума нот, эхом отдаваясь в сознании. – Не забывай, зачем ты здесь, и будь благодарен, что его Преосвященство принял тебя.
Её звали Агата. Старая монашка со злыми глазами и чёрными как смоль волосами. Ничего благородно, кроме имени, что даровали ей родители, в ней не было, Холодная, жестокая женщина, похожая на гиену, стегнула кнутом по полу, сбрасывая остатки не успевшей запечься крови и поспешно удалилась прочь, закрыв дубовую дверь на ржавый замок.
