1
Дверь заскрипела, и большой ключ начал вращаться в скважине замка. Когда дежурил старый солдат, он запирал дверь быстро, одним рывком. Молодой стражник всегда долго возился.
Иван слушал, как лязгал ключ в скважине. Раз. Два. Три. Три оборота. Закрывал дверь молодой стражник: несколько раз он ударил плечом в дверь, пошатал ее руками и только после этого пошел по коридору направо.
«Чудак, – подумал Иван, – ведь все равно некуда».
Он подошел к койке, стоявшей под маленьким, сплошь зарешеченным окном, лег на шершавое, серого цвета одеяло и расстегнул ворот рубахи. Провел рукой по лицу. Нос был холодный, как льдинка, а щеки горели лихорадочно. Иван ощупал нос и сказал:
– Мой.
Он испугался своего голоса. Вздрогнул. И вдруг с поразительной ясностью вспомнил слова прокурора, его голос – красивый, низкий. Перед тем как произнести фамилию Ивана, он кашлянул и громче, чем имена всех остальных, прочел:
– Виткевича Ивана Викторовича, четырнадцати лет от роду, за участие в организации преступного революционного общества «Черные братья» в Крожской гимназии – к смертной казни через повешение.
Иван зажмурился и укусил пальцы, чтобы не заплакать. Он укусил пальцы еще сильнее. Из-под ногтей показалась кровь. Увидав на подушках пальцев маленькие красные пятнышки, похожие на божьих коровок, Иван закричал. Крик его, страшный, слабый крик мальчика, ударился о тяжелые стены и заметался по длинному холодному зданию острога.
«Нет, – поднявшись на локтях, подумал Иван, – нет! Этого не может стать! Смерть? Нет! Нет!»
Но он снова ясно, как будто все представлявшееся ему действительно происходило здесь, в камере, перед глазами, увидел лицо прокурора, его бакенбарды, подстриженные снизу, височки, аккуратно зачесанные ко лбу, и глаза, когда тот, взглянув на Ивана, запнулся на какую-то долю секунды, а потом закончил: «…через повешение».
Дело учеников Крожской гимназии, которые за писание и распространение среди своих однокашников стихов возмутительного содержания были приговорены к смертной казни и ссылке, потрясло даже самых спокойных. По Вильне пошло возмущение. Студенты университета – горячие головы – хотели устроить вооруженное нападение на острог и освободить детей. Ведь самому старшему из осужденных не было семнадцати лет.
Нехорошие, тревожные слухи проникли в Петербург. Узнали об этом при дворе. Александр I, не желая столь неприятных толков, отправил в Варшаву своего доверенного барона Рихте, поручив ему как-то уладить все это дело.
– Я не люблю, когда в нашей империи говорят о крови. Это дурной тон. И потом я противник резкого в чем бы то ни было. Гармония и еще раз гармония. Придумайте что-нибудь, барон, я верю вам. Сделайте добро этим детям, сделайте им каторгу, но бога ради не смерть, – напутствовал император барона.
